Битва за Кремль - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Логинов cтр.№ 73

Что делать? Не, своих двадцать хмырей на участок тащить пока не надо. А нормальных мужиков искать надо. И вокруг, и в других краях. Всех, кого знаешь. Объясни, что на этот раз лажи не будет, все серьезно, как тогда в ментовке. А будут большие расходы на звонки по межгороду — оплачу.

* * *

Северное побережье Финского залива покрыто поселками, известными и не очень. Все знают про Репино или Комарово — спасибо песне. А вот Лахта не такая известная.

Татьяна понимала, Гельфранд выбрал Лахту именно по этой причине: место тихое, уютное, домик на самом берегу Залива. И близко к Питеру.

Гельфранда знали немногие. Зато результаты его трудов — вся Россия. К примеру, в начале 1996 года к нему обратились за советом: как сделать так, чтобы не победили коммунисты? Он ответил: найдите генерала, пусть отберет процентов пятнадцать у коммунистов, а потом ляжет под Ельцина. Только не действующего вояку из Чечни. Желательно такого, что уже выбирал сторону. И с какой-нибудь двусмысленной фамилией, чтоб можно и восславить, а можно и постебаться.

Так родился генерал Лебедь. Причем Гельфранд не ограничился подсказкой. Он за месяц создал всю агитационную инфраструктуру на местах и проследил, чтобы она сработала.

Три года спустя к нему обратились опять: надо придумать новую партию, создать ее и сделать так, чтоб она получила на выборах хотя бы половину голосов, но никак не меньше, чем КПРФ. Гельфранд вспомнил: слово «Единство» не затаскано, а со времен Олимпиады образ Мишки никем всерьез не использовался. И опять не ограничился консультацией, мотался по регионам и с нуля создал партию, победившую на выборах.

А потом ушел из профессии. Не совсем, конечно. Делал аналитические записки, иногда писал статьи, иногда консультировал. Но не больше. Татьяна, видевшая его последний раз четыре года назад, спросила: почему?

— Мне была интересна практическая работа, когда пятнадцать процентов голосов могли набросать только на Северном Кавказе. Когда это стало происходить в половине регионов, мой опыт уже не нужен, — ответил тогда Гельфранд.

Сегодня Татьяна прервала его затворничество как раз с предложением практической работы. Хозяин заварил кофе в эспрессо-машине класса кафетерия, отключил две мобилы и даже монитор компьютера — чтобы ничто не соблазняло.

— Я ждал вашего звонка уже третий день, — почти сразу сказал Гельфранд.

Таня даже не удивилась, тем более собеседник пояснил все сразу:

— Про инициативу Преемника узнал позавчера. А так как, по моим сведениям, вы единственный человек в окружении Столбова, способный возглавить штаб будущей кампании, ко мне обратитесь именно вы. Уж извините мелкую гордость, но с замами начштабов не общаюсь.

— Ну, тогда говорить будет просто, — улыбнулась Таня. — Понимаете, с каким предложением я приехала?

— Понимаю, а ответ вы должны знать, — и продолжил, не дав собеседнице огорчиться: — отказать я мог по телефону, если же встречаемся, то, значит, обговариваем условия.

— Значит, вы считаете… — Таня не закончила вопрос.

— Да, это не подстава, а настоящий, серьезный проект. Серьезнее, чем история с Лебедем. Скажу больше, — Гельфранд улыбнулся, — Дмитрич допустил очень большую ошибку. И Вов Вовыч тоже. Я отслеживаю Столбова достаточно давно. Честно говоря, ждал, когда его посадят, — в нынешних условиях у таких людей, как он, не должно быть ни денег, ни влияния. Однако вместо тюрьмы судьба подарила ему шанс, и он им готов воспользоваться. Но главное не это.

— А что?

— Судьба подарила шанс мне. Не исключаю, это последняя возможность для меня сделать что-то серьезное, и притом полезное для страны. Ну, а начать надо с дела простого и привычного: за три недели создать новую партию, причем с нуля.

— Не совсем с нуля. Группы поддержки есть уже в половине субъектов Федерации.

— Значит, мы перешли к техническим деталям, — ответил Гельфранд. Включил монитор и создал файл для плана кампании.

* * *

— Какие свежие новости? — спросил Столбов.

Новостей за последние дни приходило так много, что в период между вечерним совещанием штаба, в восемь вечера, и часом ночи накапливалась отдельная сводка. Дальний Восток уже проснулся, приходили утренние сведения, да и в Европейской России что-то за вечер успевало случиться. Поэтому перед сном Татьяна делала еще один, уже оперативный доклад:

Открылись отделения в Абакане и Петропавловске-Камчатском. Теперь по стране уже пятьдесят шесть. В Краснодаре завершился совет регионального Воинского братства. Заседали до десяти вечера — им звонили из Москвы, требовали никого не поддерживать, кроме «Единой России». В итоге их послали и проголосовали за то, чтобы войти в партию «Вера». В Орле нашего председателя отпустили из ментовки. Других новостей пока нет, ждем утра. Если обобщать: давят слегка, но держимся и уже завели отделения в половине регионов.

Татьяна последний раз ночевала дома недели две назад. Или три, уже не помнила. Она переселилась в резиденцию полпреда на Каменном острове. «Ближе к телу», — не раз говорила сама себе и сама же улыбалась двусмысленности.

Столбов очень изменился за последний месяц. «Из-за меня?» — думала она. И сама же с собой спорила: вряд ли.

Уверенности в Столбове было столько же, сколько она увидела во время первой, мартовской встречи. Столько же, сколько было спокойствия, насмешливости и твердости.

Но теперь эти свойства изменились. И Татьяна не могла охарактеризовать их одним словом. Столбов напоминал капитана, который всю жизнь плавал по рекам и озерам, а ему вдруг предложили переплыть океан. Или полководца, долго шедшего со своей армией по лесам и горам, а теперь увидевшего впереди противника.

— Ты ждал этого? — вдруг спросила она. Столбов имел полное право не понять вопрос. Или уточнить, или, еще вероятнее, ничего не ответить. Молча продолжить прогулку по саду полпредской резиденции среди еще вполне бодрого изумрудного осеннего газона.

Но Столбов ответил:

— Да. Ждал и дождался.

— И все было ради этого?

— Да. Хотел выяснить: жив ли народ? Оказалось, жив.

— Ты будешь мстить? — продолжила спрашивать Татьяна, уже давно готовая не то чтобы получить ответ молчанку, но быть посланной за вечернюю штамповку мозгов и нервной системы.

— И да, и нет, — сразу ответил Столбов. — Найти тех, кто сжег Любу с Надькой, не проблема уже сейчас. Но я хочу другое. Хочу, чтобы подлецы больше ничего не могли. Для гиены, для шакала, для любой подлой твари, — такого ожесточения в его голосе Татьяна не слышала давно, — нет большей обиды, чем когда она больше не может грызть людей. Не так важно, в клетке или на воле, но пусть до конца своей шакальей жизни понимают: они больше уже ничего не могут сделать с нами, с Россией. Ни-че-го!

«Он бы сейчас смог задушить, — подумала Татьяна, — голыми руками. В каждой руке по одной глотке. И боль возвращается к нему».