Крестовый отец - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Чубаха, Александр Логачев cтр.№ 42

Братан с компанией — однозначно не попкари в штатском на шабашке. Должна к фирме «Углы» лепиться группа для подгонки наркоты, лялек и выполнения всякого рода шустрилова на воле. Вот братаны с альбиносами из этой группы. Шайка, нет сомнений, не велика и не связана более ни с кем и ни с чем, замкнута только на «Вторые кресты».

Под молчание Шрама и «экскурсоводов» из долларолюбивого турбюро «На волю» джип несся по Свердловской набережной к Большеохтинскому мосту, обгоняя рейсовые автобусы и автомобили.

Воля через затемненное стекло джипа, выглядела иначе, чем всегда. Типа кина не про нашу жизнь. Или вроде картинок из «Клуба кинопутешествий». Где-то там живут, ходят, ездят, посещают, а также пьют и любят, да ты-то ни при чем, тебе разрешено только смотреть.

Джип тем временем одолевал Большеохтинский мост. Внизу пыхтел буксир, сдвигая вниз по черной вечерней Неве сигарное тело баржы.

Экскурсия по Санкт-Петербургу, посмотрите налево, позырьте направо. Экскурсия, опутанная проволкой условий. Некоторые очень мутные — не долбить наркоту, хотя водку можно. Некоторые по уму — запрещено совершать во время прогулки любые преступления.

«А сбежать от вас, ребята, даже в пути было бы не трудно», — вдруг коротнулось Шраму. Только зачем убегать с экскурсии, когда за те же деньги можно просто купить побег…

Конвоиров-экскурсоводов судя по непроницаемым физиям ничего не припекало.

А так, на взгляд Шрама, было чему поудивляться. Человек платит бешеные бабки за поход на волю и выбирает вот такие апартаменты вот в таком, братцы, месте.

Место начиналось в полутора километрах от черты города Вирши. Называлось оно огородническое товарищество «Рассвет». Несколько гектаров земли были поделены на квадратики в четыре сотки каждый. Чтоб, значит, трудщиеся украшали свой стол огородной продукцией, выращиваемой в личное время.

Огородничество — это вам не садоводство. В огородническом товариществе строительство домов запрещено. Да и на фига, скажите, строить что-то окромя сараев для инвентаря на земле, которая принадлежит предприятию. И оно в любой момент имеет законное право согнать огородников к еханому бабаю?

Сторожевая хибара выделялась среди времянок, сараев и будок, как воспитатель выделяется в детском саду. В сумеречное время домишко вдобавок служил маяком товарищества «Рассвет» — окно, залитое желтым керосиновым огнем, указывало путь. К тому окну и пробирался малой скоростью джип, съехав с трассы. Фары выискивали лужи помельче, грязь пожиже.

Вылезли, не думая об обуви. В дом заходили так: первым водила, расстегнувший матерчатую куртку — за брючный ремень заткнут пистолет, далее Шрам, замыкали Братан и альбинос. Сени провоняли дымом и прелыми шмотками. А за открывшейся дверью пахнуло печеной картошкой.

— Здорово, Колобок!

— Шрам! Ну ты и вырядился! — навстречу Шраму от аэродромных размеров стола выкатился Колян по кликухе Колобок. Не обратив никакого внимания на Водилу, отступившего в угол, Колян затряс руку Сергея. — Ну, тя и разукрасили! Чисто Шарапов. А усня, бля, чисто чапаевская.

— Хватит восторгаться, фраерок. Пошли работать. Я ж в ответственной командировке, а не в отпуске. — Шрам показал на ходики, тикавшие над столом.

Нет, Колобок не подрабатывал в свободное от разборок время, сторожа огородничество «Рассвет», хотя, наверное, и справился бы. Реальный сторож, Борисыч, за небольшое вознаграждение лишь на сегодня освобожденный от несения вахты, должно быть уже лежал где-то пьяным и счастливым бревном.

— Ты тут что, пионерский лагерь вспоминаешь? — усаживаясь за стол, Сергей показал на печь, картофельный духан пластался явно оттуда.

— Тык, а что позорного? Закусь изготовляю — дело святое.

Закусывать предстояло водку «Пятизвездочную», выставленную точняком по центру стола. Помимо бутылки на клеенке в синий цветочек, прикнопленной к столу и много не достающей до его краев, дожидались своей очереди два родных граненых стакана, тарелки, кое-какая жратва, в основном консервы, и мобильник. Сперва наступила очередь мобильника. Сергей нагрузил ладонь трубой, по памяти набрал номер.

Тем временем молчаливый Шрамовский конвой распределился по постам. Братан сел на лавку справа от двери, посбрасывав с сидения на пол какие-то ватники и резиновые плащи. Альбинос нашел себе порт приписки на табурете возле печи. Водила срыл из комнаты — видимо, контролировать подходы.

— Да, на проводе, — прервались гудки вызова.

— Здоров будь, Петро. Шрам. Все в сборе?

— Ясно, все.

— Каранчино знаешь?

— А как же!

— Дуй до него. Когда будет проезжать, отзвонишься мне.

— Заметано. Тады едем.

— Пока.

Сергей нажал отбой.

— Налей по полста.

Колобок с готовностью потянулся к «Пятизвездочной». Кому-кому, а Колобку нелишне в таких случаях напоминать «смотри, горлышко не сломай». Бывали подвиги. Однажды откликнулся Колобок на просьбу матери помочь ей с закаткой банок. Надавил сверху на приспособу для закатки. Банка разлетелась на мелкие куски, как от прямого попадания. Удивительно, как Колобок умудрился не порезаться. А раз (наверное, насмотревшись штатовских фильмов, в которых мужики при встречах жмут бабам руки, типа признавая равенство полов) сдавил одной студенточке пальчики, вложив в пожатие всю сердечность и радушие. Месяц девочка проходила с распухшей кистью. Колян тогда чуть не женился на ней под воздействием чувства вины. Да небось, сама студентка отказалась от такого семейного счастья, представив, чем могут закончиться особо страстные объятия. Ну а сколько дверных ручек поотрывал Колобок, дергая дверь не в ту сторону, — и не сосчитаешь.

— Давай, Шрам, за то, чтоб ты скоро вернулся вчистую.

— Согласен.

Хлопнули. Заморили холодной пиццей. Колобок деловито взялся за вспарывание консервных банок, нарезание сыров и прочих колбасок-молбасок. Сергей вновь вооружился сотовым.

Четыре керосиновые лампы, коптя и потрескивая, выдавливали из комнаты мрак. Они же создавали настроение вечера на деревне, того и гляди где-то промычит телок, раскудахтаются куры, зайдется лаем дворняга. А если учесть, что здесь должно произойти, то думки отшвыривало еще дальше, к кулацким временам, к обрезам, к расколам среди родных братьев на белых и на красных.

Запиликал мобильник.

— Да.

— Это Петро. Каранчино проезжаем.

— До перечеркнутой таблички не доехали?

— Нет еще. Мимо избушек катим.

— От таблички, от перечеркнутой, через сто-сто пятьдесят метров справа увидишь съезд с трассы.

— Во, табличка забелела!

— Съедешь с трассы и дуй к освещенному дому. Впрочем, больше там ехать некуда. Жду. Отбой.