Мысли в голове Иваныча барахтались не то, чтоб приятные, но по фронтовому бодрые. С одной стороны он, Иван Иванович Удовиченко – гроза местной блатной шелупони, очень неожиданно сам попал на крючок залетному организму. Шустрый конь с бугра подмешал в дармовой бальзам какую-то ядреную гадость, и эта хреновина неожиданно развязала язык старому матерому майору. Тем паче, что хоть майор не трус, но когда к твоему концу примотали взрывпатрон, обоссышся поневоле.
С другой стороны покеда о «добровольной даче показаний» диктофону никто не прознал-пронюхал. А сие в таком задрыпанном городишке как Вирши, считай, великая удача. Значит, этот залетный урка спрятал кассету в конверт и подписал «Открыть в случае моей смерти». Не верилось, что Храм дописал: «...и в случае ареста». Урки – суеверны. И имея на руках компру, врядли будет ждать от майора нестандартных телодвижений. И успех можно развить.
Вот, например, докатился же до Иваныча слушок, что два родных местных отморозка Словарь и Малюта назначили Сергею Храмову стрелу на завтра, на двенадцать ноль-ноль на недостроенном молокозаводе совхоза имени Сталинской конституции. Молокозавод скорее всего никогда так и не будет достроен, и обе стороны наверняка планируют зарыть друг дружку на фоне совхозных руин.
Ослепительно светит лампа в кабинете начальника Виршевской ментуры. Прячутся от ее яркого света по щелям похожие на арбузные семечки тараканы. А вот комарам до балды, пикируют они, целя в бровь главному менту Виршей без всякого почтения к майорским погонам, думать и комбинировать мешают. Иваныч машет руками, вздымая пыль с пухлых папок на столе. С груды протоколов, заяв и жалоб: напали, избили, изнасиловали, отняли, ограбили – типичный виршевский урожай за неполных трое суток.
Недовольные комары уматывают и рассаживаются кто где. Кто на облупленный сейф, кто на важный портрет главного генерала по Ленобласти, кто на врученные Иванычу за день подношения натурой. Набор джинсовых рубашек пятьдесят второго размера от магазина мужской одежды «Франт», демисезонные туфли от обувного магазина, еще какую-то деликатесную хренотень от... даже забыл от кого. Это подарки, а не взятки.
Надо Иванычу, чтоб Храмов закопал Малюту со Словарем? Не надо, ибо противоречит проводимой генеральной линии. Надо Иванычу, чтоб Малюта со Словарем урыли Храмова? Тем паче не надо, поскольку тогда подлая кассета с неприятной записью может пойти гулять по незнакомым потным рукам. Самое худое – что по незнакомым, непредсказуемо незнакомым. И всплыть может в самом неожиданном месте, как дерьмо в проруби. Естественно, пуще прочего майор дребезжал от страха, что об моменте истины узнают Виталий Ефремович и гендиректор комбината.
А «Газель» за окном ни туда, ни сюда. Пыхтит, хрюкает, кольца дыма пускает.
И тогда, крепко вздохнув на последок, Иваныч решился и по непропитой памяти набрал номер трубы Словаря:
– Привет. Узнал?.. Ну так и не вопи от испуга. А тема такая. Завтра у вас терка с Сергеем Храмовым... От верблюда. Завтра вас ОМОН вязать будет... Так что секи, чтоб никто из твоих сопляков стволы при себе не держал. И Малюте закажи. Я ж говорю – от верблюда. Сорока на хвосте принесла. Кстати, ОМОН – неродной – будет ишачить на совесть, так что рекомендую сразу лапы на капот. Потом заявите, что на рыбалку ехали. А что Храмов на стволе запалится, так это его проблемы весом в три года зоны... А с вами ничего не будет. Подержим пару часиков в обезьяннике для отвода глаз и отпустим, – «А Храмов у нас останется», – не договорил майор и оборвал связь.
«Есть варианты, что залетный конь с бугра выпутается перед законом? Давай-ка прикинем. Людей у него мало, значит будет упирать на огневую мощь. Значит, пушками обвешается, как бродячий пес репеями. Тут из лесу выходит ОМОН и сказочке конец. Пожалуйте в местный изолятор баланду клевать.
Есть вариант, что залетный поляжет смертью храбреца? Есть, если залупится на ОМОН так крепко, что даже личная просьба Иваныча всех взять живыми не поспособствует. Очень хреновый вариант. Но если не кликать ОМОН, терка точно кончится пальбой, и Храм – один против двух – поляжет с гораздо большей вероятностью.
Именно ради того, чтоб повязать залетного урку с понтом – чужими руками, Иваныч все и затевает. Завтра он поблагодарит и отпустит ОМОН с Богом, и даст распоряжение посадить Храма отдельно, и даже окна лично законопатит, чтоб уркаган не смог маляву дружкам заслать, как им следует с записью поступить. А без его слова они на самостоятельные шаги не решатся.
А если Сереженька пойдет в полный отказ, можно будет прессовать его под личным контролем сколько влезет на законных основаниях. А пока сережа на цепи, кассета будет ждать его, как жена декабриста. И никуда не скипнет. На худой конец можно будет договориться – статья против дискеты. Врядли урка настолько уж предусмотрителен, что успел начирикать копий с записи.
На майора накатили воспоминания. Может майор за себя постоять, если захочет. Прежнего Иваныч как подсидел? Подсунул дело, где был замешан сынок председателя исполкома, проще говоря, столкнул лбами, поскольку прежний совестливым чересчур был. А сколько было сил потрачено, когда прокуратура стала под Ивана Удовиченко фактурку собирать? Самым наглым образом навострил тогда Иваныч одного щипача, чтоб снял часики с первого секретаря, да прокурору в карман подкинул. А прокурор, дурак, незнакомую вещь из кармана вытянул, да стал привселюдно рассматривать. Это-то на первомайской трибуне. Тут и пробежала между первым и прокурором черная кошка. Потом еще пара схожих историй, да хитро пущенный слух, будто прокурор – клептоман. И через годик уехал прокурор прокурорить в Анадырь с понижением. А операция «Чистые руки»?.. Но усидел же Иваныч в кресле?
А «Газель» за окном – пыр! Фыр! Дыр! И наконец достала.
– Дежурный! – приоткрыв дверь кабинета, гаркнул Иван Иванович, – Ну-ка разберись, что за непорядок под окнами? – командный голос майора легко одолел шум транслирующегося по штатной радиостанции футбола.
Сержант Ефимов покорно вырубил «приемничек», покорно напялил фуражку, утер с губ кефир и, оправляя форму, почапал на улицу. Хоть по его сонной физиономии это не отгадывалось, но материл про себя сержант майора страшенно. Во-первых, за то, что майор застрял на работе, и сержанту приходится вместо пива ужинать кефиром. Во-вторых, именно когда «Зенит» продувает один-ноль и до конца матча решающих пять минут, именно тогда майору приспичило тишины. А в третьих, за то, что Удовиченко – майор, а Ефимов – сержант.
Недавно отшелестел дождь, но проклятая «Газель» уперлась рогом не в луже. Сержант с ленцой обошел машину по кругу и постучал в боковое стекло со стороны водилы. Дверца послушно открылась, сержант посветил фонариком внутрь. Сержант сам щурился от света фонарика, что уж тут говорить о сидящих внутри машины? А еще в кабину хлынул сырой холодный воздух, пробирающий до дрожи, так что не удивительно, не сразу узнал сержант в морщащемся шоферюге старого знакомого по забиванию козла.
– Ты чего... Володька, шумишь?
– Привет органам правопорядка, – невесело откликнулся усатый шофер, – Вишь, стерва. Глохнет, и все тут. А мне одноногий черт голову за опоздание оторвет.