Работа над романом измотала настолько, что Антону грозил нервный срыв. Он уже начинал путать реальность с книжным вымыслом. Возвращаясь однажды домой с традиционной прогулки, шарахнулся от мужичка, попросившего у него спички. Ему показалось, что товарищ вместо сигареты достал из куртки пистолет…
«Скорее закончить с этой писаниной, скорее. Иначе в закрытый санаторий загремлю. Закончить… Чтоб начать заново? Они ведь захотят продолжения. А, об этом лучше не думать».
Сегодня, выйдя на прогулку, Антон обратил внимание на свежий рекламный плакат, висевший почему-то на дверях зоомагазина под лозунгом «Купи себе новый намордник!» Особой оригинальностью плакат не отличался. Дежурный взрыв, благообразная физиономия главного героя, падающий за горизонт горящий самолёт.
«Скоро!
Книга, которую ждут с нетерпением!
Антонина Бекетова. Капкан для Шершня!»
«Падающего самолёта у меня пока нет, – оценив плакат, подумал Антон, – и ронять его никакого желания не возникает. Зачем они эту катастрофу нарисовали?»
Ещё пара плакатов украшали автобусную остановку. Детишки уже успели подрисовать бедняге Шершню смачный фингал, а политтехнологи вывели на его лбу четыре заглавный буквы «ЛДПР», таким образом, подчеркнув политические пристрастия народного героя.
Купив газету, Антон завернул в супермаркет, но тот по техническим причинам оказался закрыт, лопнули какие-то трубы. Идти в далёкое кафе не хотелось, пришлось довольствоваться шавермой, которую готовил в ларьке весёлый кавказец.
В рубрике «Скандалы» мелькнуло знакомое имя.
«Адвокаты известного японского писателя Харуки Мураками предъявили претензии к издательству „Ариадна“, опубликовавшее переводы его ранних книг без разрешения автора. Сумма иска, по нашим сведениям, составляет полмиллиона евро. Мы попросили прокомментировать щекотливую ситуацию Матвея Тараконова, переводчика упомянутой книги. „Моё дело – переводить. Никто не запрещает мне это делать для собственного удовольствия. Договариваться с автором и покупать права на публикацию должно издательство. К тому же, я вообще не понимаю, о чем ведёт речь господин Мураками. Я переводил не его произведения, а рассказы малоизвестного у нас в стране Харуку Мараками. Это совершенно разные авторы, имеющие немного созвучные имена и фамилии и работающие в похожих жанрах. С Харуку же, насколько я знаю, все вопросы о правах на переводы утрамбованы»».
Вернувшись домой, Антон набрал номер Матвея.
– Привет, полиглот… Мне тут помощь нужна. Как по-японски будет банан?
– Зачем тебе? – голос приятеля отдавал похмельем.
– Контракт с японцами заключаем.
– Слушай, старик, я не помню сейчас… Через часок перезвони, я в словаре посмотрю.
– А тебе, оказывается, удивительно повезло.
– В чем?
– Что художник ошибся. Иначе товарищ Мураками разорил бы вас с Ульяновым на корню. Так как все же правильно – Мураками или Мараками?
– Ах, ты об этом?.. Пойдём, лучше вмажем… Вчера потусовался в ночнике, башка трещит, как перезрелый арбуз. Соточку пропустить не повредит.
– Нет, ты от вопроса не уходи, – настаивал Антон, – переводил или не переводил?
– Ты чего, следователь, что ли, из прокуратуры? – зло спросил Матвей, – ну, не переводил. И что с того? Народ покупает, недовольных нет. Лева допы
[2]
печатает.
– Ещё б не печатать…
– Да отвали ты… Я чего, ворую? Думаешь, просто эту японскую заумь сочинить? Свихнёшься, пока страницу напишешь. Кстати, могу тебе ноу-хау уступить, переводи на здоровье. Какого-нибудь Хуэлье. Ты ж, вроде, филолог.
– А сам что?
– Надоело, да и невыгодно. Лева снова предложил за Жарова поработать. Про «Невменяемого» что-нибудь свеженького сбацать. Сейчас в себя приду и займусь… Всяко проще, чем под Мураками косить.
– А как же насчёт следа в истории? Или вечности?
– Меня это не увлекает. Жрать сейчас хочется… Ну, чего, по стошечке пропустим? Ставлю.
– Не могу. Бананы сгниют.
В том же номере газеты популярная писательница Антонина Бекетова агитировала электорат за модный политический блок, в который она недавно вступила по велению сердца вместе с парой эстрадных звёзд и известным сериальным актёром местного калибра. На фотографии местный представитель блока вручал очаровательной Тосе партийный билет. Тося натужно улыбалась. Неплохой получился бартер. Бекетова рекламирует партию – партия рекламирует Бекетову.
«А не отправить ли Шершня в глубокую оппозицию этому блоку? – мелькнула каверзная мысль, – пускай Тоню подвергнут обструкции на партийном собрании за измену идеям. Заодно рубрика „Скандалы" получит ещё один великолепный материал».
Антон вернулся к работе. Словно зомби просидел у компьютера четыре часа, барабаня по клавишам и прерываясь лишь на приготовление кофе. Около девяти внезапно почувствовал себя плохо. Головокружение и ноющая боль в животе. Решив, что это от переутомления, перебрался на диван, немного полежал. Боль не проходила, наоборот, из тупой превратилась в острую. Заколотил озноб. Антон отыскал в аптечке таблетку ношпы, завернулся в плед..
«Что за напасть? И как не вовремя… Не дай Бог, что-то серьёзное. Надо позвонить матери, она подскажет, что выпить. Похоже, траванулся. Где это меня угораздило?»
Траванулся?!! О, дьявол!
Именно такое испытание он приготовил Шершню. Час назад коварная подружка подсыпала в портвейн Степану отраву. И в следующей главе Стёпа должен выпить вино. Но подружка, терзаемая угрызениями, вовремя, пока яд не начал действовать, признается в злодействе, и Шершень останется в живых. Правда, только с помощью реанимации…
Глава ещё не написана, но придумана. Неужели опять?.. Опять совпадение? Да, отличный получается сюжетик, Стивен Кинг позавидует.
А что если?.. А что если проверить? И все сомнения отпадут.
Антон кое-как поднялся с дивана. Резь в животе отдавала даже в шею, на лбу выступила испарина. Согнувшись, он уселся в кресло, опустил пальцы на клавиатуру. Буквы прыгали перед глазами, иногда сливались в сплошную массу.
Быстрее, быстрее, иначе я просто сдохну от боли. Ещё одна таблетка отправилась в рот, но это не помогло.
Шершень не будет пить это вино… Он нечаянно уронит бокал… Да, просто уронит и никакой реанимации. Пиши, пиши…
Когда он закончил сцену, к горлу подкатила тошнота. Антон бросился в туалет. Его вырвало вонючей щавермой. Вероятно, кавказец не слишком заботился о качестве своей кухни.
«Вот, сволочь… Собачатину, небось, подсунул. Спалить бы его ларёк».
Боль мгновенно прошла, Антон почувствовал явное облегчение. Отдышавшись, он умылся, вернулся в комнату и сел на диван, свесив руки, словно грузчик, в одиночку разгрузивший пароход.