— Ну, чем богаты. Не всем такими, как ты, быть.
— А что ты про меня им сказал?
— Что-что… — буркнул Виталик. — То и сказал. Мол, внештатник. Был внедрен в банду, наше руководство в курсе. А как иначе? Иначе статья! Самое поганое, что эти академики, боюсь, тоже узнают. Их-то точно выпустят через пару часов. А еще поганей другое…
— Что?
— Они ведь не лохи чилийские, наверняка догадались, что их кто-то из своих слил. Искать начнут. А мужикам из «оружейного» совсем не надо, чтобы их источник во вражьих кругах накрылся. Поэтому… Они, Коль, на тебя тонко намекнут. Хотя там и без намеков понятно.
Виталик еще раз нажал на клаксон. Водитель впереди стоящей машины в ответ просигналил дважды — мол, сам застрял.
Колянычу от предположения Виталика стало совсем не кошерно. Заболел шрам на голове. Но вида, как настоящий «профи», он не показал:
— Пускай намекают. Я не мог сдать. Не я предложил на Финский ехать.
— Но тебя же отпустили. С чего бы вдруг? А уж каким образом ты ментам просигналил, разбираться не будут. Главное — просигналил. Зря ты с «оружейщиками» так. Обиделись они на твой спектакль. Хорошо, в Москву не успели позвонить, а то полными идиотами смотрелись бы. Камера хранения, Казанский вокзал. Хорошо, не Мавзолей.
— Обидчивые. Хорошенькое дело! Мне чего теперь, в подполье уходить? Или в Мексике прятаться, как Троцкому? Так ведь все равно достанут! А с этим Игорем что делать? Его шмотки, между прочим, на квартире.
— За Игоря не волнуйся. Если ничего не вспомнит, мы проведем показательный обыск, а потом посадим на пятнадцать суток за мелкое хулиганство. За две недели, надеюсь, клофелин выветрится, и память вернется. А потом москвичам его отдадим, пусть матку выворачивают и на ограбление отдела милиции колют.
— Он, кстати, тоже догадается, что я в купе не просто так объявился.
— Догадается. Или питерские партнеры подскажут.
С каждой новой репликой Виталика у Коляныча поднималось кровяное давление на два столбика и увеличивался уровень сахара в крови.
— Единственная радость, что ты нигде не засветил свои данные. Билет из вокзального компьютера я уберу, договорюсь. Питер, хоть и маленький город, но пять миллионов помещается, не найдут. Сам ничего лишнего не брякнул?
— Вроде нет, — опять обратился к воспоминаниям Коля. — Пылесосы им предлагал.
— Зачем?
— Ну… Так, заодно. Для поддержания беседы.
— О чем еще беседовали?
Коляныч по возможности точно передал содержание разговора в машине и на заливе.
— Сергею Сергеевичу звонили?! Что ж ты сразу не сказал!
— А ты его знаешь, что ли?
— Нет, конечно! Да какая разница?! Это ж реальный персонаж, раз ему звонили! Значит, и стволы где-то у него. Дело по налету на отдел на контроле у министра! Москвичи землю носом роют, а тут конкретный человек есть! Они ему не только матку, но и папку вывернут! Ха-ха-ха. Погоди-ка!
Виталик притормозил возле ближайшего телефонного автомата и кому-то позвонил. Вернувшись в машину, сообщил:
— Все, «оружейщикам» брякнул, чтоб академиков пока не выпускали и данные с их трубок переписали. Не расстраивайся, Коль. Академика, может, и не спалим, зато доброе дело сделаем. Все-таки двойное убийство, да еще сотрудников.
— Дело-то, конечно, доброе, но последствия злые. И вообще… Я, наверное, пока приторможу… с работой. Утомился.
* * *
Когда Коля возвратился в отчий дом, часы прокуковали десять вечера. Он забрался в душ и десять минут отмокал под теплыми струями. Через неделю власти отключат горячую воду, и придется греть ее в тазике, на газу. Когда отключат газ, останется электрический чайник. Когда перекроют электричество, обратимся за помощью к солнышку, а когда и оно зайдет за тучки, будем ходить грязными и вонючими, словно помоечные коты, пока не умрем от стыда и грязи.
От этих горьких рассуждений оторвал телефонный звонок. Звонила Татьяна, попросила побыть завтра с Максимом, сходить куда-нибудь. У нее какие-то важные дела.
— А он разве не в садике будет?
— Закапризничал — не пойду, и все тут!.. Я на лето дачу сняла в Солнечном, мама уже там, а Максика послезавтра отвезу.
Коля пообещал забрать сына в одиннадцать утра. Придется отказаться от запланированной демонстрации пылесоса.
До этого времени он решил посидеть в засаде возле дома Веры Павловны. Сквозное ранение сердца не желало зарастать. Наоборот — начиналось заражение крови. И единственное средство спасения от мучительной гибели — срочно лицезреть проводницу, а еще лучше — вытащить ее на переговоры без галстуков. Или сделать с ней ланч, как говорит выдающийся благотворитель Святослав Святославович. Причем желательно завтра, потом проводница уйдет в рейс, а любовь надо ковать, пока горячо.
Воображение тут же нарисовало сцену героического боя с неожиданно напавшим на Верочку хулиганом, собакой, маньяком или на худой конец торговым агентом, агрессивно предлагающим лейкопластырь. Увы, до конца дней человек верит в лучшее. Но лучшее случается, как правило, по заказу за деньги.
Вымывшись, Коля принял боевые сто граммов за окончание тяжелого трудового дня, доел матушкины котлеты и извлек из шкафа-тайника секретную тетрадь. Поставил дату и вписал шифровку. «Скорый „Москва — СПб“, Игорь, пист. Ф. залив, Свят. Свят., Анд. Ант. „Лексус“. Полная шиза». Без ключа шифровку никто не поймет.
Стоп! А для чего ему теперь шифроваться? Он же решил завязать. Все, тетрадь можно сдавать в архив, а лучше уничтожить методом сожжения в ведре.
Но не сжег. Спрятал обратно в тайник. Как-никак память. В старости достанет, полистает и порадуется, каким идиотом был.
Новости смотреть не стал, не хватило сил. Прилег под портрет сапрофита и больше не проснулся.
В семь утра он уже занимал боевую позицию в двадцати метрах от заветного подъезда. Занимал не пешком, а в родном, потихоньку ржавеющем «Ниссане» с тонированными стеклами. Стекла Коляныч затонировал не вчера, а сразу после покупки авто, как и положено уважающему себя внештатному сотруднику специальных служб. Так что можно было смело следить, не опасаясь быть узнанным.
В бардачке лежала новенькая сиреневая заколка для волос. На заднем сиденье медленно засыхал букет свежих роз, купленный на всякий случай на предпоследние деньги. Последние он приберег для Максима. Наверняка сынуля захочет пойти в зоопарк, а билеты туда сейчас кусаются больнее белого медведя.
Засаду скрашивало безалкогольное утреннее шоу в FM-диапазоне, но вскоре оно надоело, и Коляныч завел своего любимого Оззи Осборна.
Вера Павловна проживала в точечной высотке, возведенной перед самым крахом развитого социализма. Успели советские строители за неделю до революции положить последний кирпич. Подъезд имел «колясочную» — небольшую комнатушку, где дворники хранили баки с метлами. Офис в ней никто не снимал. Плюс два выхода, но пожарный, как принято в российском обществе, не функционировал. И это избавляло от ненужной беготни. Окна Верочкиной квартиры выходили на фасад, но разглядеть что-либо было невозможно. Пятый этаж и тюль.