Утром следующего дня Белкин сидел в аппаратной вычислительного центра ГАИ, ожидая ответа на поставленную компьютеру задачу.
Программистка, приятная и общительная женщина, щелкала клавишами и постоянно шутила, разговаривая не то с опером, не то с компьютером. Белкин мрачно рассматривал висящий на стене напротив рекламный плакат «Херши». Приемник выдавал красивую мелодию.
– Володя, тебе нравится Стинг?
– Кто?
– Который поет.
– А… Не знаю, я не увлекаюсь.
Женщина замурлыкала вместе со Стингом:
– «Мазда», «Мазда», цвет черный… Люблю я ваши головоломки, ребятишки. Иногда такое задаете…
– Очень надо.
– Само собой… Ну, старушка, думай, думай, Ага, посмотрим. Кое-что есть. Позишн намбер уан. Вот твоя «Мазда». Черная, номер, год выпуска. Хозяин – акционерное общество «Ракушка», адрес – Васильковая, 8.
– «Мотыльки», «Ромашки», «Огоньки»… Просто ангелы небесные… Что, это все?
– Да, конечно. Съезди на Васильковую, узнай, кто управляет «Маздой».
– Напрасно прокачусь. Знаю я эти «Ракушки-Ромашки». Одно из двух – либо какой-нибудь барак с БОМЖами, либо, наоборот, заведение, куда без сопровождения ОМОНа лучше не заходить. А то мигом «раком» сделают. Я, видишь ли, Надя, не героический парень, как ты, наверное, думаешь. И в том, и в другом случае данные водителя я вряд ли узнаю. Н-да, слабовата ваша техника. Я надеялся получить все, вплоть до содержания гемоглобина в крови и пробы на реакцию Вассермана.
– Погоди, я могу прокинуть машину по административной практике. Если ее хоть раз задерживали и составляли протокол о нарушении, данные водителя есть в компьютере.
Посиди, сейчас посмотрим.
Надя вновь повернулась к компьютеру.
– Ага, вот он, наш голубчик. Превышение скорости. А ты обижался на мою красавицу. Записывай.
Белкин взглянул на экран.
«Да, пожалуй, парень не успокоится, пока не перебьет всех».
Игорь Королев превратился в Игоря Стасова, взяв себе фамилию убитой в девяносто третьем году невесты.
* * *
Казанова стоял перед висящим на стене треснувшим зеркалом и, поворачиваясь в разные стороны, довольно бубнил:
– Классно! Представляете, сама связала. Мне еще ни одна женщина таких подарков не делала Петрович, как?
– Здорово.
– Глянь, видишь, вышивка на груди? Это картуш, египетский наворот. Внутри иероглифами вписано мое имя. А это – ключ, символ жизни. Круто, да? Ирка сама связала.
Костик радовался, как ребенок, еще раз повторив, что Ирка связала свитер сама.
– Я ей тоже что-нибудь подарю. Что ей подарить, а, мужики?
– Тоже что-нибудь свяжи.
– Я, кроме рук, ничего не вязал.
– Ну, купи тогда. Вон, в универмаге. Влетел Гончаров.
– Мужики, труба! Маньяка повязали!
– Точно?
– Точно! Я только что из отдела. Участковый зацепил. Почти с поличным. Тот снова на охоту вышел, опять со своей сучкой. Васька из-за собачки его и тормознул. А у того «перо» на кармане выкидное. Васька его на прицел и в отдел, к Музыканту. А Серега с помощью своей шкатулочки его и раскрутил! Знаете, кем оказался? Продавцом пива в ларьке. Так что с Портером немножко промахнулись.
– А с крышей как?
– Течет со всех щелей. С десяти лет на учете.
– И что поясняет?
– Очень стесняется девушек. Все никак не решался познакомиться. Постоит, помнется, а потом в обидку впадает. И за нож.
– Да, повезло, стеснительный наш еще долго мог стесняться.
– Ну, насчет везения это вопрос спорный. Васька, между прочим, уже второго маньяка берет. Он ведь мог и не тормозить этого собачника. На фига лишние хлопоты?
– Все равно прозаично. Безо всяких схем, чертежей, психологических анализов и глубоких теорий. Шел по улице и задержал. Не суперполицейский с «Магнумом» под мышкой, а обычный участковый. Как-то неинтересно.
– Там сейчас газетчики понаехали, телевидение. Завтра опять пурги нагонят. А Музыкант совсем с ума спятил. Вмазал стакан, заперся в кабинете и песни распевает!
Просекаете? Точно чокнутый!
– И что поет?
– Что-то на английском, кажется, «Битлов».
Белкин усмехнулся.
– Серега – счастливый человек. Просто многим не понять его счастья. Его счастье не купить ни за какие деньги.
Таничев кивнул Белкину:
– Володь, выйдем на минутку.
Белкин вышел вслед за Петровичем на улицу.
– Чего, Петрович?
Старший убойщик достал папиросу.
– Херово дело. Звонили из РУВД, на Казанову возбудили статью. Я не хочу ему говорить. Он сейчас тоже весь от счастья млеет, со своим свитером…
– Ну, блядство… Может, прекратят?
– Не знаю. Следачка нормальной теткой оказалась, она материал отказала, мол, все правомерно. Это в горпрокуратуре отменили, возбудили статью и дело себе оставили.
Следачке тоже вставили. Мол, вы обязаны бороться с преступниками, а не покрывать их.
И наши туда же. Но мне даже не из-за этой весточки «доброй» позвонили. Просят, чтоб я уговорил Казанову накатать рапорт на увольнение задним числом. За день до стрельбы.
Перестраховщики. Как у него в таком случае табельный ствол оказался? А, тоже что-нибудь придумают. Пошли они… Сами пускай уговаривают.
– Тьфу, – сплюнул Вовчик под ноги. – Казанова преступник. Совсем спятили. Так бы на бандитов дела возбуждали.
– Ничего не попишешь. Политика – дело грязное. Игрища на свежем воздухе.
– Что ему светит?
– Смотря какая установка. Я ничего не исключаю.
– Где справедливость, Петрович? Казанова скоро как червонец в ментуре. И что он нажил? Кишки распоротые да больное сердце. Молодой мужик, а ходит с пилюлями в кармане. Вон, суки молодые приходят, через год «тачки» да квартиры покупают, твари продажные, и здоровы, как кабаны… Ненавижу! Где справедливость, Петрович?
– Не знаю, Володя.
Белкин не успокаивался:
– Когда мои новые соседи узнали, что я мент, перестали со мной здороваться. Мне, конечно, плевать, переживу, но почему так?! Из-за этих продажных сук ментура превращается в помойку, в которую плюют все кому не лень! А на тех, кто пытается вытянуть ее из этой помойки, поборники законности возбуждают дела. Свои же просят уволиться, чтобы прикрыть задницу. Ненавижу!
Белкин саданул кулаком по кирпичной стене:
– Если что с Казановой будет, я этого губошлепа молодого сам прихлопну, как таракана.