Но в рапорте я этого писать не стал. Написал какую-то ерунду про то, что всё получилось как-то случайно, без моего злого умысла.
Н-да…
Покачавшись на стуле, я отнес рапорт замполиту, вернулся в кабинет, потосковал немного и опять пошёл в дежурку за Саввой. Его надо бы опросить письменно, а то его чистосердечное признание — не документ, так, бумажка.
— Влетело? — поинтересовался Савва, мигом догадавшись по моему лицу о постигших меня маленьких неприятностях.
— Да, так… Разберусь. — Не хотелось откровенничать с Саввой. Он, в конце концов, тоже хорош. Обещал с девкой десять минут поболтать, а сам вон что устроил. Стервец.
Я быстро записал показания, дал расписаться и поднялся, чтобы отвести его назад в камеру.
— Андреич, погоди. Я понимаю, подставил тебя. Но ты мужик. Савва слово держит. Сочтёмся.
Я махнул рукой.
— Брось ты…
— Да я не о деньгах.
— А я бы и не взял.
— Я знаю. Секретик один могу подарить. Пригодится.
Я посмотрел на Савву и снова опустился на стул. Савва — мужик знающий и просто так ветер гонять не станет.
— Что за секретик?
— Ты Захарова знаешь?
— Певца?
— Нет, не певца. Бандита.
— А, Витю? Авторитета?
— Для меня он не авторитет. Во кто он для меня. — Савва сплюнул сквозь зубы на стену. — Для мудаков бритых он, может, и авторитет. А я с ним срок мотал, у него валютная статья была. В одном отряде чалились. Так он, гнида, за десять метров перед прапорами спину гнул. А сейчас — авторитет. Ха. Чмо он, а не авторитет. Я — вор, а он — чмо.
— Ну, а дальше?
— Тачка у него такая навороченная — чёрный «Мерс». Там в салоне, под рулем, тайник есть. Давишь на сигнал посильнее, тайничок и открывается. В нём ствол, ТТ-шник и граната. Тайник грамотно сделан, чёрта с два найдёшь. Оружие постоянно там. Витёк — ссыкливый по натуре.
Ну, насчет «ссыкливости» Захарова я сомневался. В милицейских, да и в бандитских тоже, кругах он слыл беспредельщиком, и его группировка считалась одной из самых жестоких в городе. А потому зуб на Захара имели многие.
— Откуда про пушку знаешь?
— В вечерних новостях услыхал.
— Понятно. Многие ещё слышали?
— Не знаю. Может, кто и слышал.
— Я ж не просто так спрашиваю. Захар не врубится, откуда наколочка пошла?
— Да плевать мне, врубится он или не врубится. Я не он, не боюсь. Если хапнете его с пушкой, можешь на меня ссылаться. Так и передай, что Савва тебя вломил. Чтоб знал. Козёл.
Я усмехнулся. Не поймёшь этих блатных. Настучать ведь западло, а всё равно стучат. Хотя слово «стук» здесь немного неуместно. Скорее, обмен информации на определённые услуги.
— Ладно, пошли, — произнес я и вывел Савву из кабинета.
ГЛАВА 2
Все жизненные передряги надо переносить стоически. Когда всё время хорошо — это тоже плохо. Потому что расслабляешься. Расслабишься, разнежишься, и тут тебя жизнь тяп доской по башке, а ты и не готов. Поэтому в душе надо быть вечным пионером — «Всегда готов!» — и любую жизненную проблему воспринимать спокойно, без суеты. Не бегать, не кричать: «Ах, мамочки, что же теперь делать?!»
Поэтому я не бегаю и не кричу. Я лежу. Лежу на мягком диване в комнате своей хорошенькой знакомой с очаровательным именем Виктория. Лежу не просто так, а смотрю в потолок и думаю. Решаю очередную жизненную проблему. Весьма прозаичную. Что я теперь буду делать. В смысле работы. Чему посвятить оставшийся отрезок жизни. Можно податься в медицину, которую я бросил на пятом курсе института. Но не тянет. Тогда пойду… Нет, не пойду. Тоже не тянет. Н-да-а…
Ладно, не будем пока переживать. Ещё две недели, стало — быть, время есть. Не люблю гадать, что будет завтра. Живу-то сегодня.
Вика принесла с кухни кофе. Я поднялся с дивана, завернулся в простыню и взял чашку. Так, не проронив ни слова, мы просидели минут десять, прислушиваясь к грохоту трамваев за окнами. Прибавьте к этому гудки машин, карканье ворон и лай собак и получится весьма неплохая музыка — что-то в стиле раннего «Пинк Флойда». Отличный аккомпанемент под кофе. Однако это не концерт и я не в зрительном зале. Пора списывать материалы и сдавать дела. Я сходил, умылся, оделся, естественно, чмокнул Вику, пожал лапу её ньюфу
[2]
Бинго, вышел на улицу имени раннего «Пинк Флойда» и поехал в отделение.
О маленьком секрете Саввы я позабыл уже через день после нашей беседы, а через неделю он у меня и вовсе из головы вылетел. Я же не компьютер, чтобы всё помнить, особенно когда вся моя карьера находится под угрозой. У меня сейчас другие заботы. В соседнем отделении есть вакансия дежурного. На всякий случай, надо иметь в виду.
Я разгребал свой стол, сортируя бумаги — какие в помойку, какие в отделенческий архив. Другой альтернативы нет. Так, это что такое? Усовка — запрос в информационный центр о судимости какого-то хлопца. Я улыбнулся. Усовочка старенькая, проверялась вручную. Сейчас компьютер всё проверяет. А тогда девочки сидели. И поэтому вверху запроса моей рукой было приписано: «Лети с приветом, вернись с ответом. Целую. Ларин». Девчонка из информационного центра юмор понимала и на обратной стороне после сведений о судимости приписала уже своей рукой «Уволить дурака из органов». Достойный ответ… Увольняют.
Я разорвал усовку и выкинул в корзину. Туда же отправились старые, использованные бумаги, копии моих отказников, яблочные огрызки, хабарики и пивные пробки.
Зашёл дежурный. Как-то по-другому, не как всегда. Обычно он или звонил, или влетал как ураган, если что-нибудь приключалось, и в приказном порядке гнал меня на происшествие. А сейчас тихо зашёл, без суеты. В отделении, конечно, уже знают, что я на волоске, а может, уже и совсем того…
— Кирилл, ты это, того?… Ещё в графике?
— Я это, того, ещё в графике.
Дежурный приободрился.
— Тогда, на заявочку. Ножевое, «скорая» даёт. Возле рынка, в ларьке.
— Вообще-то я не по заявкам.
— Антипов кражу оформляет, а ты в резерве.
Мне, честно говоря, не очень-то хотелось ехать на ножевое. Время — полдень, скоро обед, а тут… Но ничего не попишешь. Ещё неделю надо честно выполнять долг.
— Ладно, сейчас подойду.
— Побыстрей давай. Позвонили со «скорой», они уже там, забирают. Надо выяснить, в чём дело.
— Хорошо, иду.
Минут через пять, выскочив из УАЗика, я уже подходил к ларьку. Жёлтая машина реанимации ещё не уехала. Возле ларька толпились любопытные и возмущённые граждане.
— Это среди бела дня…