Без ума от графа - читать онлайн книгу. Автор: Кристина Брук cтр.№ 15

Он запнулся, не нашелся что сказать и, показав на себя пальцем, хрипло произнес:

— Она хочет, чтобы я ухаживал за ней?

— Да, — ответила Сесили. — Она не выйдет за вас, если вы не станете за ней ухаживать. Розамунда выглядит как ангел, но может быть и упрямой. Кроме того, у нее, как и у вас, тоже есть гордость.

Но тут Сесили, разглядев его наряд, пришла в ужас, точно так же как и ее хлыщеватый кузен.

— Боже, что у вас за наряд?

И она о том же.

— Послушайте, леди Сесили. У меня нет времени на обсуждение моего наряда — по-моему, все это выеденного яйца не стоит. Итак, если вам больше нечего сказать...

Она не слушала Гриффина. Задумчиво коснулась пальцем своего точеного подбородка.

— Нам надо заняться вашим гардеробом.

«Нам»? — удивился про себя Гриффин.

— Нет! — возразил он. — Мне лично ничего не надо. Мой гардероб меня полностью устраивает. Я приехал в Лондон не ради одежды, а ради леди Розамунды. Не пора ли положить этому конец?

Сесили нахмурилась:

— Вы так ничего и не поняли!

В голову Гриффина пришла неожиданная мысль: не считая его сестры, похоже, эта была вторая леди, у которой его внешность не вызывала ни страха, ни откровенной неприязни.

Да, любопытные все-таки эти Уэструдеры.

Он немного отвлекся, но тут же опять сосредоточился.

— Ничего не выйдет; я не собираюсь ухаживать за леди Розамундой.

Он прошел мимо девушки. Когда он уже стоял возле дверей, она окликнула его.

— В таком случае возвращайтесь к вашим свиньям и коровам, лорд Трегарт, поскольку не сможете завоевать ее благосклонность.

Обернувшись, Гриффин оскалился — и наконец-то она испугалась его. Тихо вскрикнув, отпрянула назад, инстинктивно подняв руки к груди, как бы защищаясь. В глазах появился страх.

Ее слова обозлили его, скрипнув зубами, он бросил:

— Посмотрим.

И вышел из комнаты.

«Боже, зачем я послушалась маму, зачем только согласилась?»

В художественной мастерской, расположенной в доме маркиза Стейна, на невысоком возвышении стояла Розамунда. Одной рукой она обнимала греческую вазу, а другую грациозно изогнутую держала над головой. Небольшой кусочек ткани — таким был весь ее наряд, — как опасалась Розамунда, мало прикрывал ее тело. По настоянию маркизы она сняла все, и под нарядом, кроме прозрачной сорочки, больше не было ничего.

— Жаль, что ты такая высокая, — с сожалением заметила леди Стейн. — Настоящая амазонка. Дорогая, ты не против, если поместить подкладку чуть пониже твоей талии? Да, хорошо бы сделать руки более нежными и округлыми. Франсуа, как вы думаете, вы сможете исправить кое-какие недостатки в фигуре моей дочери?

Язвительная усмешка скрывалась в уголках губ маркизы.

— В молодости у меня не было подобных изъянов.

Розамунда покраснела от обиды и принялась успокаивать себя: не волноваться; что бы ни говорила мать — не обращать на это никакого внимания.

Избитое, старое заклинание, как обычно, оказалось действенным.

«У меня нет никаких изъянов», — твердила про себя Розамунда. Что поделаешь, диета под названием «воздух и шампанское», которой придерживалась мать, помогала ей сохранять прекрасную фигуру даже в таком возрасте.

Впрочем, Розамунда едва удержалась от искушения уколоть мать вопросом: почему же в таком случае позирует не она сама, а дочь, если у той столько недостатков?

Увы, воображаемая язвительная насмешка не помогла. Давнее, закоренелое чувство собственной вины и ущербности овладело Розамундой.

Впрочем, ее утешало одно обстоятельство: никто, кроме матери и художника, не будет знать, кто стал моделью для созданного художественного образа. Месье Франсуа вместо ее золотистых волос нарисует темные, как у леди Стейн, и придаст лицу классически красивые черты ее матери, которая предстанет в виде богини или нимфы.

Откровенно говоря, Розамунда не замечала никаких недостатков в материнской фигуре, раздражало ее совершенно другое: маркиза была просто одержима одной идеей — во что бы то ни стало сохранить красоту юности. Больше всего огорчений маркизе доставляла кожа. Несмотря на все старания, на обилие применяемых косметических средств, кожа не была такой же упругой, мягкой и нежной, как в молодости.

Ей было искренне жаль мать. Для Нериссы Уэструдер, леди Стейн, собственная красота была единственной драгоценностью, так сказать, мерилом представления о собственной значимости. И если все остальные видели в ней по-прежнему прекрасную женщину, то Розамунда знала, с какой горечью мать осознает, что красота с годами уходит, утекает, словно вода между пальцами, и ничего тут нельзя поделать. Этот составной портрет, по сути, был очередной, отчаянной и трогательной, попыткой удержать молодость.

В мастерской было прохладно, несмотря на яркие солнечные лучи, льющиеся сквозь широкое окно. Розамунда поежилась, по коже поползли мурашки. Ей стало неуютно, это ощущение усилилось, когда она заметила, что соски отвердели и стали видны сквозь легкую ткань.

Однако то, что волновало ее, нисколько не трогало художника. Он с головой ушел в работу. Недовольно хмуря брови, он бросил:

— Поднимите урну чуть повыше, мадемуазель. Еще выше. Да, вот так. Мне надо работать быстро, быстро, пока не ушло освещение.

Розамунда задумалась, размышляя над тем, как с годами среди любовников ее матери становилось все меньше аристократов и все больше мужчин, чьими главными достоинствами были молодость и красота. Взять хотя бы лакея у входа: он был вызывающе красив. Интересно, знал ли Франсуа, что у него появился соперник?

Или ему все равно?

Размышляя о многочисленных любовных связях леди Стейн, от растерянности можно было прийти в сильное недоумение.

Насколько выше? У нее уже болела рука, нос чесался, а венок из цветов и растений, который леди Стейн водрузила ей на голову, неприятно колол кожу.

Розамунда согласилась побыть моделью только ради того, чтобы успокоить свою совесть. Вечные упреки матери, что ее забросили и забыли, отчасти были справедливы. Навещать леди Стейн было настолько мучительно, что, если предоставлялся повод не приезжать на Беркли-сквер, Розамунда без колебаний пользовалась им. Но, даже навещая мать, она старалась выбирать приемные дни, чтобы избежать тягостных разговоров с глазу на глаз.

Если бы она сдержала обещание, данное Монфору, и привела с собой Тибби, старую гувернантку, та, вероятно, сумела бы найти способ избавить Розамунду от столь тягостной обязанности — позировать. Но зная, что Тибби — синий чулок — в душе презирает леди Стейн, Розамунда, поразмыслив, решила с собой не брать.

Был еще один способ избавиться от страхов, которые внушала мать. Мэг, камеристка Розамунды, оказывала ей молчаливую поддержку всякий раз, когда леди Стейн принималась ощипывать перья у своей дочери. Но сегодня камеристка осталась внизу, на кухне, и о том, что происходило наверху, могла лишь догадываться.