Откровения Екатерины Медичи - читать онлайн книгу. Автор: К. У. Гортнер cтр.№ 17

Человек замер, потом обернулся. С минуту мы молча смотрели друг на друга, а затем он поклонился. Сердце мое дрогнуло от радости: это был старший племянник коннетабля, Гаспар де Колиньи.

Мы двинулись навстречу друг другу. Я не видела Гаспара де Колиньи со дня своей свадьбы, но хорошо помнила его, и мне пришло на ум, что наша случайная встреча, найдись у нее нежеланный свидетель, может быть дурно истолкована привычным к разнузданности нравов двором. Я пожала плечами. Кто нас тут увидит? А если и увидит — быть может, сплетни дойдут до ушей Генриха и заденут его за живое. При всем своем пренебрежении мной вряд ли он захочет, чтобы двор болтал, будто его супруга завела привычку гулять наедине с мужчинами.

— Простите, ваше высочество, если я вас побеспокоил, — проговорил Колиньи.

Голос у него был низкий, но негромкий; безыскусный наряд и едва пробивающаяся бородка приятно поразили меня отсутствием вычурности, что столько редко при дворе.

— О, вы меня вовсе не побеспокоили, — отозвалась я, и собственный голос показался мне слегка неестественным. — Напротив, я рада вас видеть. Я думала, что сбилась с пути.

И под проницательным взглядом голубых глаз Колиньи я внезапно вспомнила, что волосы у меня распущены, а воротничок расстегнут. Жаркая волна прилила к моим щекам.

— Я уже опасалась заблудиться в лесу, — прибавила я, рассмеявшись. — Наверное, повернула не в ту сторону.

— Вы в нескольких шагах от замковых садов. — Колиньи мягко улыбнулся. — С этой стороны Фонтенбло леса почти не осталось. Его едва ли не весь вырубили, когда строили большую галерею его величества.

— Ту, в которой висят итальянские полотна? О, как жаль… хотя галерея очень красивая.

Он согласился с этим, но я поняла, что племянник коннетабля не разделяет пристрастия короля к живописи. После этих слов воцарилось молчание, но я не чувствовала неловкости. Скорее общество Колиньи было мне приятно, как будто мы знали друг друга целую вечность, а потому не нуждались в пустой болтовне.

— Всякий раз, бывая при дворе, я стараюсь прийти сюда, чтобы подумать на досуге, — проговорил он наконец. — Я только что прибыл, но уже устал от многолюдья и шума. Мне это непривычно.

В самом деле, до сих пор я ни разу не видела его при дворе.

— Так вы нечасто появляетесь здесь?

— После смерти отца на мои плечи легли обязанности синьора де Шатильона, а их немало. — Колиньи кивнул. — Правда, мой дядя, коннетабль, мечтает, чтобы я обосновался здесь и приумножал славу нашего рода, как надлежит сыновьям благородных семейств.

— Я сожалею, что вы потеряли отца.

— Благодарю, ваше высочество. — Гаспар склонил голову. — Он был хорошим отцом. Я и поныне оплакиваю его.

— Но вам посчастливилось его знать! Мои родители умерли почти в то же время, как я появилась на свет, и мне так и не довелось почувствовать их любовь.

Наступило молчание, и я поспешно отвела взгляд. Что толкнуло меня так откровенничать с человеком едва знакомым, пускай даже он и был добр ко мне?

— Я слыхал об испытаниях, которые вам довелось перенести в Италии, — негромко проговорил Колиньи. — Вы воистину отважны, ваше высочество, если сумели столько выдержать в таком юном возрасте. Наверняка нелегко было после всего пережитого покинуть родной край и отправиться на чужбину.

— Неужели это так заметно? — Я обернулась к нему.

— Для тех, кто умеет видеть. — Колиньи улыбнулся. — Не тревожьтесь, ваше высочество. Полагаю, при дворе весьма немногие способны заметить хоть что-то, кроме собственных эгоистических интересов.

— Екатерина, — сказала я. — Пожалуйста, называйте меня Екатериной.

— Для меня это большая честь. — Колиньи предложил мне руку. — Вы позволите сопроводить вас в сады?

Я взяла его под руку. Пальцы мои ощутили под рукавом камзола тугое переплетение мускулов, и безмерная благодарность охватила меня. Мы вместе двинулись к замку. Под ногами шуршала опавшая листва, устилавшая глинистую землю; на ходу Колиньи указал мне на ярко-алую птичку-кардинала, и в его внимательном взгляде я прочла искреннее восхищение природой. Мне захотелось чем-нибудь поделиться с этим человеком, и я достала из кармана книгу.

— Мне привезли ее на прошлой неделе из Флоренции. Не правда ли, переплет великолепен? Нигде больше не умеют так изысканно переплетать книги, как в моем родном городе. Этот экземпляр изготовлен специально для нашей семьи.

Колиньи взял изящный томик с золотым обрезом, переплетенный в красную телячью кожу. То, как бережно он открывал книгу, само по себе говорило о его образованности. И тем не менее я была поражена, когда он произнес:

— Эта книга мне знакома. Она была написана для вашего прадеда, Лоренцо Великолепного.

— Верно! Макиавелли посвятил свой трактат ему. Флорентийская гильдия печатников переплела этот том, а затем преподнесла в дар моему прадеду. Откуда вы это знаете?

— «Государь» пользуется известностью даже здесь, во Франции. Я перечел эту книгу несколько раз. — Колиньи встретился со мной взглядом. — «По этому поводу может возникнуть спор, что лучше: чтобы государя любили или чтобы его боялись. Говорят, что лучше всего, когда боятся и любят одновременно; однако любовь плохо уживается со страхом, поэтому если уж приходится выбирать, то надежнее выбрать страх». [8]

— Вы знаете все на память! — восхитилась я.

— Трактат Макиавелли почитается одним из наиболее поучительных трудов о том, как должно держать себя человеку, стоящему у власти. — Колиньи вернул мне книгу. — Вы понимаете, о чем он ведет речь?

— Думаю, да. — Я кивнула. — Нечто подобное я услышала недавно от его величества. Он сказал: «Такова жизнь. Порой приходится первым нанести удар, не дожидаясь, пока ударят тебя». Однако я думаю, лучше все же отыскать компромисс или же, как сказал бы Макиавелли, «чтобы государя любили».

— Воистину так. — Голос Колиньи посуровел. — Вот она, мудрость. Хотел бы я, чтобы его величество был того же мнения о тех своих подданных, кто наиболее заслуживает его уважения.

Повеяло прохладой. Деревья вокруг поредели, уступая место ухоженным дорожкам и декоративным лужайкам.

— Боюсь, я не слишком хорошо понимаю, что вы имеете в виду, — проговорила я, не зная, пристало ли мне обсуждать с этим человеком поведение короля, моего свекра.

— Вы слыхали о выступлениях в Париже? — Колиньи нахмурился.

— Нет. Двор пока еще не был в Париже. Мне говорили, что король не хочет туда перебираться.

— Ничего удивительного. Понимаете ли, его подданные-гугеноты требуют права быть выслушанными перед королевским советом, так как власти в последнее время нередко арестовывали их за ввоз в страну запрещенных книг.