Бескрылые птицы - читать онлайн книгу. Автор: Луи де Берньер cтр.№ 23

И вот Рустэм-бей стоял у входа на женскую половину и, держась за щеколду, смотрел на сандалии. Он прекрасно знал, кого любит Тамара, — с самого детства она обожала своего кузена Селима. В семье этого совершенно не скрывали, чтобы не вышло обмана, но родные заверили Рустэма: блажь пройдет, Тамару убедили, что кузен ей не пара, и она, почтительная и послушная дочь, выйдет за человека, выбранного для нее мудростью старших.

В других обстоятельствах семья с радостью согласилась бы отдать Тамару за ее избранника, но Селим, этот пороховой бочонок в человечьем облике, был так ненадежен и неуправляем, что его собственные родители, страшась позора, никогда не дали бы согласия на брак с девушкой из уважаемого семейства. Будь жива мама, она бы все повернула в пользу Селима — так думала Тамара, но, конечно, заблуждалась. Красивого и обаятельного мальчика еще в раннем детстве безошибочно отметила печать плохого конца.

Невысокого роста, чуть неуклюжий, но подвижный и резвый, он обладал ослепительной улыбкой, которая с пугающей ясностью передавала его опасный нрав и обескураживала тех, кто видел ее впервые. Он походил на собаку, что, приближаясь к прохожему, виляет хвостом, но явно готовится напасть. Маленький Селим порой ходил нестриженым, ибо мать боялась, что он выхватит у нее ножницы. У него и вправду случались вспышки ярости, переходившие в припадки бешенства, и тогда отец, страшась вполне обоснованно, хватал беснующегося ребенка поперек туловища и тащил во двор, где бесцеремонно окунал в поилку для скота. Проклиная себя за вынужденную жестокость, отец держал сына за горло под вязкой водой, и только перспектива неминуемой смерти приводила мальчика в себя.

Имам рекомендовал отдать ребенка в школу, чтобы научился читать вслух стихи Корана, ибо слово Аллаха облагораживает, но Селим, с поразительной легкостью заучивавший сладкозвучные, но непонятные арабские строчки, оставался неисправим. В городе греческие врачи решительно заявили отцу, что с дикостью ребенка ничего поделать нельзя, раз не помогают битье и домашний арест. «Возможно, само пройдет, — говорили они. — У детей так бывает».

В общем, почти так оно и произошло, только вот Селим медленно превращался из взбалмошного психованного ребенка в юношу с роковым шармом и полным отсутствием принципов. Тамара всегда благоговела перед своенравным мальчиком, но теперь попала под его юношеские чары, и Селиму, разумеется, достало проницательности заметить ее безрассудную влюбленность. Ему хватило одного ее обожающего взгляда на празднике Байрам, чтобы ближайшей ночью оказаться у нее под окном и нашептывать сквозь ставни слова любви. Звучный удар саблей плашмя, полученный от Тамариного отца, стал последним воспоминанием Селима о родном городе. Ему пришлось скрыться, семья от него отреклась, но мысли его занимало не унизительное бесчестье, которым он, пойманный на злодеянии, покрыл себя, а размышление над полученным горьким уроком: пытаясь кого-то соблазнить, удостоверься, что шепчешь в нужное окно.

Тамару изгнание возлюбленного опустошило, и у Селима временами ныло сердце, когда он вспоминал ее прелестное личико. Семья Тамары решила прервать ее мучительную тоску и найти ей подходящего мужа, чья уравновешенность не вызывает сомнений. Родные желали ей лишь счастья и добра, а потому пришли в восторг, когда Рустэм-бей признался в своем серьезном интересе к Тамаре. Он был правнуком откупщика, чье состояние и земли чудесным образом перешли к потомкам в целости и сохранности. Прадед, как все откупщики, был личностью нечистоплотной, порочной и грубой, но времена давно переменились, и Рустэм-бей, безусловно, считался честным и уважаемым человеком, который заботится о своих арендаторах и поместьях больше, чем принято.

Тамара понимала, что о лучшем муже и мечтать нельзя, и потому вышла за него, покоряясь здравому смыслу и фатализму. Однако после первой брачной ночи Рустэм-бей с мрачным смирением осознал, что может овладеть ее телом, но никогда не проникнет в ее душу. Атака на счастье не принесла ничего, кроме сердечной муки, и он стал еще более одинок, живя с прекрасной девушкой, чьи туфли (либо чужие сандалии) вечно стояли перед дверью на женскую половину.

Бесчестье не сильно обескуражило Селима, который вскоре сделался странствующим целителем-шарлатаном. С каким-то воодушевленным злобным наслаждением он мочился в пузырьки, добавлял чуть-чуть сахару и щепотку дикой мяты, а потом расхваливал свой товар на базарах от Едибуруна до Яниклара. «Эликсир Селима! Эликсир Селима! Настоящая живая вода! Гарантированное средство от колики и гонореи! Помогает при бесплодии и заразной лихорадке! Нет, я не говорю, что он вернет вам молодость, хотя вполне возможно! Составлен прославленным аптекарем Геворком-армянином с Арарата, проверен и одобрен греком Атанасиосом из Афин по указанию самого Султана-падишаха! Вот вы, эфенди, да-да, вы! Кажется, вы слегка бледны! А я говорю, бледны! Не правда ли, друзья мои? Попробуйте, это пойдет вам на пользу! У кого жена вечно стонет на тюфяке, когда пора на прополку? У вас, эфенди? Дайте ей эликсиру, и она у вас заскачет, пропалывая по два поля в день!»

Селим вел трудную жизнь, круглый год таскаясь по каменистым дорогам из города в город в любую погоду: и в умопомрачительную жару летом, и по колено в липкой грязи в сезон дождей. Он привык к «ухаживаниям» разбойников: головорезы то и дело отбирали весь заработок, а порой и одежду. В Эскибахче Селиму повезло; какая радость и какое облегчение — прекрасная кузина Тамара узнала его, когда он торговал своим эликсиром на площади, где под тенистым платаном сидели старики.

Рустэм-бей держался за щеколду, но войти не решался. Он знал только, что почти ежедневно некто, укутанный покрывалом, как персидская шиитка, тихо постучав и оставив у двери изношенные сандалии, входит к его жене. Когда перед дверью стояли вышитые туфли из Смирны, Рустэм-бей с горечью сознавал, что у жены никого нет, но она прибегает к мелкой уловке, чтобы остаться в одиночестве. Еще он определенно понимал: что-то не так в этой согбенной фигуре с поникшими плечами и головой, когда она выскальзывает с женской половины и торопливо уходит прочь. Ненатуральными казались и голос, приглушенно бормотавший «Алейкум селям» в ответ на приветствие, и костлявые ноги, неловко влезавшие в запыленные сандалии, а потом семенившие вниз по склону мимо армянских домов.

Рустэм-бей опустился до постыдного позора слежки. Он неоднократно пытался проследить за фигурой, чтобы узнать, где она живет, но всегда неудачно. Мешало столпотворение собак, торговцев, верблюдов и кумушек, и кроме того, Рустэма, одного из самых важных людей во всей округе, тотчас перехватывали желающие выразить свое почтение, или вымолить подаяние, или попросить об услуге. Рустэм-бей поглядывал на собеседника, ухватившего его за рукав, и, покрываясь тревожной испариной, отчаянно пытался разглядеть, куда скрылась укутанная фигура. Можно бы послать проследить слугу, думал Рустэм, но сдерживался. Ни один уважающий себя человек не захочет унизиться в глазах слуг, вовлекая их в аферу.

Однажды вечером после ухода гостя Рустэм-бей вошел на женскую половину, прежде чем Тамара успела выставить к дверям туфли.

— Что за женщина к нам приходит? — спросил он. — Она является сюда ежедневно, и я желаю знать, кто это.