Я была совсем не готова к тому, что проехавшая мимо бурая колымага вдруг развернется. Мужичок жутко тушевался, и я не сразу поняла, что он хочет меня снять. Едва он заговорил, я вышла из роли и обругала сломавшиеся часы. Потом смекнула, к чему он клонит, и тогда стало смешно и маленько страшно. Приятно, что лицедейство удалось, но поди знай, чего из этого выйдет.
К счастью, мужик оказался очень милый, из тех, что сразу нравятся, такой, чем-то похожий на меня, кому впору кипучая жизнь, а не лямка серых будней. Меня очень рассмешило, что мужчина по имени Христиан хочет снять уличную девку. Хотя я давно заметила, что от набожности мало толку. Примером моя родина. Он сказал, все зовут его Крис. Ну и правильно. И я его так называла, пока не сочинила прозвище.
За сорок, худощавый, среднего роста. Лоб с большими залысинами, волосы жидковаты, зубы хорошие, крупные, а улыбка широкая и дружеская. Одновременно серьезный и забавный. Измятый в служебных разъездах костюм, только, похоже, ему всякий костюм – как корове седло. Наверняка он охотно скинул бы лет двадцать, влез в джинсы и под рев динамиков мотал башкой на концертах «Ху»
[5]
. Безнадежно сорокалетний, я бы так сказала. То есть вполне печальный и нестарый, может понравиться девушке моложе себя.
Я предложила ему отвезти меня домой, и он просто ошалел от того, что юное создание готово сесть в машину незнакомого мужчины. Нет, он и впрямь простодушный. На прощанье я позвала его как-нибудь заглянуть в гости. Чего там, он безвредный, а жизнь в Лондоне такая одинокая, что превращаешься в призрак. Парень, что живет наверху и беспрестанно распевает песни Дилана, – мой единственный собеседник. Я уже столько раз пересказывала ему свои истории то так, то эдак, что сама вконец запуталась.
Если честно, я поняла, что между мной и Крисом возникла приязнь. Было бы жаль больше не увидеться, и я подумала, что зря сказала о пяти сотнях. Я тогда еще не знала, насколько это было зря.
3. Принцесса на навозной куче
Я пришел к Розе, смутно надеясь однажды с ней переспать.
Вот в чем все дело, хоть я особо и не верил в удачу коммивояжера поневоле, у которого дочь-студентка и ипотечный домик в Саттоне. В поносного цвета «остине-аллегро» я колесил по округе, всучивая лекарям фармацевтическую и медицинскую утварь. Мои комиссионные с оборота не допускали безболезненных трат «на девок». Однако я стал копить, откладывал по пять фунтов, а то и по десять.
Даже сейчас морщусь, вспоминая об этой гнусности. Но у меня есть три оправдания. Во-первых, я был женат на Огромной Булке, во-вторых, вряд ли решился бы предложить деньги Розе. Это был вроде как запасной вариант в беспросветно одинокой жизни, не сулившей других утешений. Ну вот как девяностолетний старик покупает утяжеленные ботинки – вдруг доведется слетать на Луну? Третье оправдание: много лет я прожил нежеланным и сомневался, что кто-нибудь меня захочет, не имея дополнительного стимула. Я утратил веру в себя.
Розу я хотел всегда, даже когда мы подружились. Мало того, желание росло, потому что она затронула мою душу. Похоть во мне бродила, точно хлебная закваска, пропитывала меня, как маринад – кусок мяса. Вообще-то меня чуть-чуть влекло ко всем женщинам, с которыми я приятельствовал. Я воображал себя и Розу в постели, да и сейчас порой об этом мечтаю. От того, что возраст размазывает по стенке и вопит в уши всякие гадости, старики не превращаются в святош. Сквозь каждую дырочку в теле время начиняет тебя смертью, но бессильно убить желание.
Не знаю, на что я рассчитывал, когда от доктора Патела с Дейвнент-роуд направился к Розе. Звонок явно не работал, и я, чувствуя себя полным идиотом, постучал. Помнится, в тот день вьетнамцы вторглись в Камбоджу
[6]
, о чем я услышал по радио, подъезжая к Розиному дому.
Я слегка оторопел, когда дверь открыл босой парень в джинсах. Взъерошенная курчавая шевелюра и весь вид его говорили о том, что обычно он витает в высших сферах. Моему появлению он ничуть не удивился.
– Роза дома? – спросил я.
– Не знаю, сейчас гляну, – вежливо ответил парень и, отступив в коридор, стукнул в дверь: – Роза, к тебе пришли!.. Она дома.
Одарив меня дежурной улыбкой, он скрылся в соседней комнате. Отчетливо лязгнула щеколда, после чего из-за двери послышалась музыка, которую вроде бы называют «психоделической». Мне было почти сорок, и я понятия не имел, что слушала и о чем говорила тогдашняя молодежь. Часто возникало ощущение, что поезд ушел и я безнадежно устарел. Сейчас, когда я и впрямь состарился, мне плевать. Все, что молодежь воспринимает так серьезно, – мимолетный вздор и больше ничего. Смотрю на юнцов, и мне их жалко, почти всех, а те, кого не жаль, могут пойти и утопиться. Правда, в свои сорок я чувствовал себя еще молодым, но вполне пожившим и устаревшим. Случилась революция, которую я проморгал и даже не вполне понимал, из-за чего сыр-бор. Я только знал, что дочь и отдаленно не похожа на моих сестер в ее возрасте и, слава богу, совсем не похожа на Огромную Булку.
Из комнаты появилась Роза. Она не сразу меня узнала.
– Я Крис, помните? – сказал я. – Вы пригласили меня на кофе.
– Ах да, конечно! Ладно, коли так. Идемте вниз.
Я шел следом, разглядывая этот удивительный дом. В коридоре кое-где громадными шматами отвалилась штукатурка, обнажив серую дранку. Голые лампочки, на стенах гирлянды витой коричневой проводки, явно довоенной. Приходилось смотреть под ноги, потому что местами половицы отсутствовали, а на подвальной лестнице не хватало целой ступеньки. Никаких дорожек, только в подвале заскорузлый половик перед плитой, разрисованной желто-бурыми пятнами засохшего жира. В кухне еще имелся газовый камин, по бокам – продавленные кресла. Там-то Роза и завладела моей душой, выплеснув на меня свои истории.
Она была точно Старый мореход из поэмы
[7]
, который, ухватив слушателя за пуговицу, не выпускает, пока не доскажет свою байку; впрочем, я-то вовсе не пытался улизнуть. Говорю же, я на нее запал. Мне нравилось смотреть на Розу, даже когда я ее не слушал, ибо одну и ту же историю она повторяла по многу раз. Рассказ себе тек, а я разглядывал ее тело и лицо, воображая нас в постели, представляя, что могли бы сотворить со мной ее губы.
В мой первый приход она особо не откровенничала. Мы выпили кофе, Роза о чем-то меня поспрошала, а затем предложила осмотреть дом, словно респектабельная хозяйка, что знакомит нового визитера со своим жилищем.
Прочие покои тоже обветшали. Крыша протекала, и верхний этаж пустовал, лишь в одной комнате на верстаке стоял автомобильный мотор. Им, сказала Роза, занимался ее сосед с первого этажа – парень работал в автомастерской. Потом я часто его видел – типичный заблудший юнец из среднего класса, который верным стилем жизни считает прозябание в трущобе. В своей комнате он голосил песни Боба Дилана, и по дому плыли не лишенные приятности вопли вкупе с гитарным бренчанием – музыкальное сопровождение к нашему с Розой роману. Моя дочь часто крутила пластинки Боба Дилана, и я, хоть и ворчал, понемногу проникся его песнями, а потому распознал репертуар, который наяривал Розин сосед. Наверное, он был одинок и мечтал когда-нибудь стать звездой. Этот верхний Боб Дилан числился Джоном Хорроксом, хотя настоящий-то Джон Хоррокс заделался хиппи и отбыл в Катманду, а наш паренек взял его имя, дабы избежать мороки с регистрацией у домовладельца. О подлинном Джоне Хорроксе я узнал совсем немного: он заводил по несколько любовниц и имел огромные ступни – посреди кухни малый оставил свои мокасины, которые всегда там и стояли, если только их не надевал Верхний Боб Дилан. Кстати, я так и не узнал его настоящее имя, а потому окрестил ВБД, и вскоре Роза подхватила эту кличку.