Смерть берет тайм-аут - читать онлайн книгу. Автор: Эйлет Уолдман cтр.№ 16

По пути мы разговаривали о реакции Лили на вопрос о смерти матери.

— Определенно, странно, — произнес Эл. — Возможно, это было убийство?

Затем выругался в сторону проезжающей мимо машины:

— Видела эту дуру?

— Кого? Восьмидесятилетнюю старуху в «мерседесе» с дизельным мотором? Видела.

— Старая кляча кого-нибудь изувечит, если будет так плестись в левом ряду!

— Она выполняет ограничение скорости, Эл. Может, смерть матери Лили и не имеет отношения к делу, но ты сам говорил, что в расследовании преступлений совпадений не бывает. У нас есть преступление и еще одна подозрительная смерть тридцатилетней давности. Вполне естественно предположить, что они связаны.

Эл погрозил кулаком другой машине.

— Почему несчастный случай, о котором не захотела говорить Лили, — подозрительная смерть?

— Подозрительно, что никто не хочет об этом говорить. И будь добр, прекрати ругаться! Тебе не приходилось слышать об убийствах на шоссе? Ты хочешь, чтобы меня пристрелили?

Он округлил глаза:

— Давай сперва поломаем голову над тем, за что нам платят. Будем собирать доказательства для смягчения приговора. А если останется время, разберемся с мексиканской историей.

Я неохотно сдалась и устроилась на сидении так, чтобы меня не было видно разъяренным водителям, огрызающимся на эмоциональные телодвижения Эла.

Оджайский Центр реабилитации и самореализации расположен в горах за городом, в честь которого получил свое название. Оджай — бывшая фермерская община, которая превратилась в поселение художников. Мы с Элом петляли по маленьким улочкам, мимо вывесок студий и галерей и палаток со свежим деревенским сыром. К великой досаде Эла я опустила окно, нарушив герметичность его внедорожника с кондиционером. Дорога спускалась и поднималась по холмам, поросшим бурой травой и кустарником. Я вдохнула воздух, пахнущий сухой травой и навозом, и, что удивительно при такой удаленности от побережья, в нем отчетливо ощущался привкус соли и моря.

Неприметный деревянный знак, который мы чуть не пропустили, указывал на электронные ворота, преграждавшие путь к реабилитационному центру. Эл притормозил у ворот и, чересчур далеко высунувшись из окна, потянулся к кнопке микрофона.

— Хорошо, что у тебя есть живот для равновесия, — сказала я. — А то вывалился бы.

Он хмыкнул и опустился на сиденье:

— Очень смешно. Директор ждет нас в главном здании.

Ворота медленно отворились. Мы въехали внутрь и с полмили двигались по ослепительно белому гравию, в тени растущих по обе стороны тополей. За деревьями, между кактусами и суккулентами вились дорожки. Повсюду на скамейках из красного дерева сидели люди, подставляя лица солнцу. Какая-то женщина лениво покачивалась на деревянных качелях, закрепленных на ветке высокого дуба. Дорога оканчивалась круглой площадкой перед загородным домом с толстыми отштукатуренными стенами терракотового цвета; с крыши спускалась ярко красная бугенвиллия. По бокам тяжелых дубовых дверей, распахнутых навстречу свежему воздуху, стояли большие яркие горшки с геранью и настурцией. В солнечном пятне у дверного проема лежал рыжий кот.

— Неплохое местечко, — сказал Эл, припарковавшись у здания.

— Да уж, на психушку не тянет, — заметила я.

Я вспомнила все реабилитационные центры, в которых долгие годы посещала клиентов, мрачную обстановку, которая еще больше бросалась в глаза при жалких попытках что-то украсить: решетки на окнах, спрятанные под яркими синтетическими занавесками, узкие детские кроватки с покрывалами, когда-то красивыми, но выцветшими и блеклыми после многочисленных стирок. Двор, если таковой имелся, не был зеленой лужайкой с качелями и скамейками, а представлял собой асфальтовую площадку с пятнами зеленых насаждений, за которыми пациенты ухаживали самостоятельно, что входило в длинный список их обязанностей. Хотя садоводство и уборка предполагались в качестве терапии, меня никогда не покидало подозрение, что это не что иное, как нехватка бюджетных средств. Я соскочила на землю и огляделась, щурясь от блеска белого гравия, отражающего солнечный свет.

— Почему мне кажется, что здесь избавиться от наркотической зависимости гораздо легче, чем в любом из государственных отстойников, куда попадают наши клиенты? — призадумался Эл.

— Не знаю, — ответила я. — Смотри: что происходит, когда ты становишься трезвеником-язвеником? Тебя отправляют домой! Я бы продолжала колоться, только чтобы побыть здесь подольше.

Здание наполняла приятная прохлада. Стены украшали репродукции Гогена и Диего Риверы. Я понадеялась, что это хотя бы не подлинники. Тщательно изучила нижний угол портрета дамы с обнаженным бюстом, одетой в зеленую юбку. Подписи не увидела и вздохнула с облегчением. Это было бы уже слишком.

— Чем могу быть полезна? — произнес мягкий голос. Я обернулась и увидела рядом с Элом молодую женщину. У нее были длинные светлые волосы, прихваченные за торчащими ушами. Она стояла спиной к солнцу, и уши горели в его лучах, словно маленькие розовые фонарики, почти такие же розовые, как и ее кашемировый свитер. Она мило улыбнулась.

— У нас назначена встреча с доктором Блэкмором, — сказал Эл.

— Да-да. Мистер Хоки и миссис Эпплбаум? — мы кивнули. — Я помощница доктора Блэкмора. Меня зовут Молли Вестон.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Он ждет вас на террасе.

Мы последовали за ней через холл, напоминавший гостиную, с мягкими стульями, встроенными полками, книгами в мягких обложках, и большим камином. Перед камином на ковре растянулся подросток, подложив под голову кипу книг; то тут, то там группами сидели люди, что-то обсуждали или читали. Все они были слегка взъерошены, будто только что проснулись или не успели посмотреть на себя в зеркало, когда одевались. Они выглядели либо очень худыми и изможденными, либо толстыми, будто питались только пончиками и картошкой фри. Несколько человек посмотрели на нас, когда мы проходили мимо, и я приветливо улыбнулась. Только один улыбнулся в ответ — мужчина лет тридцати с длинными спутанными волосами и клочковатой бородой. Он показался мне знакомым, и я подумала, что мы могли вместе учиться в колледже. Буквально через секунду я вспомнила, где видела его лицо — на обложке диска, который непрерывно в течение месяца или двух крутил Питер несколько лет назад. Должно быть, на моем лице отразилась догадка, потому что он моргнул, уныло пожал плечами и вновь погрузился в книгу.

Риз Блэкмор сидел за кованым столом на выложенной плитами террасе, которая походила на бассейн. Прекраснее волос, чем у него, я в жизни не видела — белые, как мел, длинные, ниспадающие на воротник. Они сияли на солнце, а кожа переливалась ровным, медово-бронзовым загаром, который можно получить только при свете кварцевых ламп солярия.

— Хотите что-нибудь выпить? — предложил доктор, когда мы сели к нему за стол. — Чай? Или чай-латте с соевым молоком?