Приключения Кавалера и Клея - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Чабон cтр.№ 51

Но сегодня Джо, похоже, ни в какую не мог сосредоточиться на очередном выпуске «Страны Чудес», который он захватил с собой. Мысли его метались между раздражением от легкомыслия Анаполя, неприличия внезапного процветания бывшего торговца атас-подушками и страхом перед встречей с завотделом по перемещению национальных меньшинств в немецком консульстве на Уайтхолл-стрит. Возмущало Джо вовсе не само процветание, ибо то была мера их с Сэмми успеха, а скорее непропорциональность той доли, что отходила Анаполю и Ашкенази, тогда как именно они с Сэмми придумали Эскаписта и проделали всю работу по его оживлению. Хотя нет, даже не это. Все дело было в бессилии денег и всех накопившихся квазивоенных фантазий, которыми эти деньги зарабатывались. Выяснилось, что деньги мало что могут сделать помимо усложнения гардероба Джо и обеспечения капитального ожирения финансовым портфелям хозяев «Эмпайр Комикс». Вот что так разочаровывало его и гневило. И ничто на свете не могло подчеркнуть фундаментальное бессилие Джо ярче утра, проведенного с чиновником Милде в немецком консульстве. Не существовало преследования более обескураживающего, чем погоня за иммиграционным гусем.

Всякий раз, как у Джо оказывалось свободное утро в неделю между выпусками, он надевал хороший костюм, строгий галстук, превосходного фасона шляпу и, как сегодня, отправлялся в поездку, обремененный все сильнее разбухающей сумкой с документами, чтобы попытаться произвести прорыв в деле проживающей в Праге семьи Кавалеров. Джо наносил бесконечные визиты в конторы АОПИ, в Объединенный еврейский комитет помощи беженцам, агентам бюро путешествий, в нью-йоркскую контору председателя Комитета содействия, а также безупречно учтивому чиновнику немецкого консульства, с которым у него была назначена встреча сегодня на десять утра. Для определенного слоя обитателей этого города резиновых печатей, копирки и штырей для накалывания бумаг он уже сделался знакомой фигурой, высокий и стройный двадцатилетний юноша с приятными манерами, но в мятом костюме, с мучительно-радостным видом появляющийся в середине душного дня. Для начала Джо снимал шляпу. Чиновник или секретарь (чаще женщина, чем мужчина), прикованный к жесткому стулу тысячами кубических футов дымного, несвежего воздуха, что месился как тесто в лопастях потолочных вентиляторов, оглушенный грохотом картотечных шкафов, унылый, беспросветно замотанный и скучающий, поднимал взгляд, видел, что густые кудри Джо деформировались его головным убором в своего рода блестящую черную шляпу, и улыбался.

— Я снова пришел надоедать, — говорил Джо на своем все больше деформируемом сленгом английском, после чего вынимал из нагрудного кармана коробочку для сигар с пятью пятнадцатицентовыми «панателасами». Если же чиновник был женского пола, на свет появлялся складной бумажный веер с узором из розовых цветочков или просто драгоценно-холодная бутылка кока-колы. Чиновница брала веер или шипучку, выслушивала прошение молодого человека и очень-очень хотела ему помочь. Но поделать ничего не могла. Доходы Джо с каждым месяцем увеличивалось, денег удавалось откладывать все больше, только вот выяснилось, что тратить их, в общем-то, не на что. Взятки для улещения чиновников первых лет протектората остались в прошлом. И в то же самое время получение визы Соединенных Штатов, которое легким никогда не бывало, теперь сделалось почти невозможным. В прошлом месяце, когда его собственное постоянное проживание наконец получило одобрение, Джо собрал и отправил в Госдепартамент семь аффидевитов от известных нью-йоркских психиатров и эндокринологов, подтверждавших тот факт, что три старших члена его семьи станут уникальным и ценным прибавлением к населению его второй родины. Однако с каждым месяцем число беженцев, добиравшихся до Америки, все уменьшалось, а вести из дома становились все более мрачными и фрагментарными. Ходили слухи о перемещениях, переселениях; всех пражских евреев якобы должны были выслать на Мадагаскар, в Терезин, в обширную автономную резервацию в Польше. В ответ на отправку аффидевитов Джо получил от заместителя секретаря по визам три официально обескураживающих письма, а также вежливое предложение в дальнейшем с подобными просьбами не обращаться.

Испытываемое Джо чувство уловленности в тенета бюрократии, бессилия, невозможности освободить свою семью или хоть как-то ей помочь также нашло выход в комиксах. Ибо тогда как сила Эскаписта росла, оковы, требовавшиеся для его удержания либо врагами, либо (как теперь все чаще случалось) им самим во время представлений, становились все более изощренными, даже гротескными. Появлялись гигантские медвежьи капканы с бритвенно-острыми захватами, резервуары, кишащие электрическими акулами. Эскаписта привязывали к колоссальным бензобакам, в которые его захватчикам, чтобы испепелить героя, требовалось всего-навсего небрежно швырнуть сигаретный окурок, привязывали к четырем рокочущим танкам, развернутым в разные стороны света, цепями приковывали к железной вишне на дне громадного стального бокала, куда затем наливалось сорок тонн пенящегося «молочного коктейля» из свежего бетона, пристегивали к подпружиненному бойку взрывателя неимоверной пушки, нацеленной на столицу «оккупированной Латвонии», так что, если бы он высвободился, погибли бы тысячи ни в чем не повинных граждан. Эскаписта укладывали, привязывая и сковывая наручниками, на пути кошмарных молотилок, языческих джаггернаутовых колесниц, приливных волн и роев гигантских доисторических пчел, оживленных зловредными учеными Железной Цепи. Его заключали в ледяные кубы, в сплетения удушающей лозы, в огненные клетки.

Теперь в вагоне подземки казалось очень тепло. Вентилятор в центре потолка был неподвижен. Капелька пота расплескалась по панели истории о плюющемся огнем Флейме, по-балетному стройном герое в стиле великого Лу Файна, которую Джо притворялся, что читает. Он закрыл комикс и сунул его в карман. Стало преследовать чувство нехватки кислорода. Джо ослабил галстук и прошел в конец вагона, где было открытое окошко. Слабый ветерок задувал из черного тоннеля, но он отдавал какой-то кислятиной и совсем не освежал. На станции «Юнион-сквер» освободилось сидячее место, и Джо туда пристроился. Откинувшись на спинку сиденья, он закрыл глаза. Никак не удавалось выбросить из головы фразу «надзирать за местным еврейским населением». Все самые страшные его опасения за безопасность своей семьи словно бы сложились внутри мягкого конверта первого слова фразы. В прошлом году банковский счет семьи Кавалеров был заморожен. Евреев выставляли из пражских садов и парков, из спальных вагонов и ресторанов государственных железных дорог, из государственных школ и университетов. Им даже запрещалось ездить в трамваях. В последнее время правила еще больше усложнились и ужесточились. Возможно, желая явить на свет предательскую метку кепы, евреям теперь вообще запретили носить шапочки. Им запретили носить ранцы и рюкзаки. Им не дозволялось есть лук и чеснок; запретной едой также стали яблоки, сыр и карпы.

Джо сунул руку в карман и достал апельсин, данный ему Анаполем. Апельсин был крупный, гладкий и идеально круглый. Ничего оранжевее Джо в жизни своей не видел. Несомненно, в Праге он показался бы чудом, чудовищным и запретным. Прижав апельсин к носу, Джо энергично потянул в себя воздух, пытаясь найти какую-то радость или утешение в летучих маслах яркой кожуры. Но вместо этого он почувствовал только панику. Дыхание по-прежнему оставалось неглубоким и затрудненным. Кислая вонь тоннеля, изливающаяся в открытое окошко, словно бы отметала в сторону все остальные запахи. Внезапно акула жуткого страха, которая никогда не прекращала своего патрулирования внутренностей Джо, всплыла на поверхность. «Ты не сможешь их спасти», — сказал ему кто-то почти в самое ухо. Джо резко повернулся. Рядом никого не было.