Позор семьи - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Королева cтр.№ 34

Андрей посмотрел на меня, хотел что-то хотел сказать, потом передумал, глубоко вздохнул, открыл мне дверцу джипа, я загрузилась на заднее сиденье, он запрыгнул на водительское место и резко включил музыку.

Волна рваного ритма разом смыла вязкую тяжесть последнего рабочего дня, застучала в висках словом «забыть» — забыть проблемы без решений и страхи без дна, умчаться от них далеко-далеко…

— О чем замечталась, Ника?

— Об острове… Тебе когда-нибудь хотелось поселиться на необитаемом острове?

— Хотелось, мне и сейчас хочется! — рассмеялся Анрик и выжал из машины такую отчаянную скорость, которой я никак не ожидала от законопослушного служащего!

Мы понеслись от демократичной окраины к напыщенному центру и остановились в ухоженном зеленом оазисе у подножия длинного многоэтажного дома. Когда я училась в школе, эта высотка все еще считалась престижной и по старой памяти именовалась «обкомовский дом», хотя уже тогда его исконные обитатели утратили и должности, и лоск, сникли, стали продавать квартиры новым богатым, а потом и просто состоятельным людям. Флер привлекательности осыпался со стен дома вместе с мелкой керамической мозаикой. Теперь, если смотреть издалека, он напоминает парусную бригантину, давно и прочно севшую на мель.

Мы выгрузились; Андрей поколдовал над кодом и заботливо придержал тяжеленную сварную конструкцию, выполняющую функцию двери, пока я прошмыгнула внутрь подъезда.

Она стояла в дверном проеме и молча смотрела на нас.

Седая, со скрещенными на груди руками, осуждающе поджав губы над волевым подбородком, и смотрела сквозь прищур испепеляющим взглядом.

Еще чуть-чуть, и волосы у меня на голове начнут дымиться!

— Мама! Вы не уехали?

— Это очевидно!

— Вы вчера говорили…

Анрик обращается к своей матушке «вы», как фольклорный колхозник из музыкальных комедий эпохи культа личности. Хотя его мать еще не старая женщина — только обходится без краски для волос и косметики. Сугубо аскетично.

— Посмотри на меня, Андрей! Я похожа на них? На твоих? — Из-под прищура в меня заискрили персональной молнией. — Я могу оставить ребенка ночью одного?

Мы с Анриком молчали — перепуганные и пристыженные.

— Ты моя новая бонна? — Из-за темного подола осторожно высунулась белобрысая взъерошенная голова. — Будешь меня укладывать вместо бабушки?

Ну, не совсем. Хотя в годы беззаботного студенчества я иногда присматривала за малышами. Просто за компанию с соучениками, которые подрабатывали беби-ситерами на карманные расходы. Я опустилась на корточки — на вид «взрослому парню» годков четыре-пять, так что росточку в нем еще не много.

— Как тебя зовут?

— Саня!

— А меня — Ника… А кем ты хочешь быть?

Саня посмотрел на меня круглыми голубыми глазищами и ответил очень серьезно:

— Аудитором…

Анрик виновато улыбнулся и тоже присел, поближе к нашей мелкой компании:

— Он на прошлой неделе хотел быть таможенником, скажите, мама…

— Андрей, поднимись, я с тобой разговариваю!

— Саня, а где твои тапочки? Ты так не замерзнешь?

— Александр, в кровать, сейчас же! А вы…

— Вероника Георгиевна…

— Откуда вы?

— Из агентства. Из респектабельного агентства, я училась в Британии…

Андрюхина мать надела очки, перестала щуриться, посмотрела на меня сквозь стекла, словно изучала через микроскоп полезную лактобактерию:

— Принесите завтра резюме, отдадите мне лично или оставите у консьержки для Галины Витольдовны. Андрей Николаевич — занятой человек и может потерять. — Она повернулась к сыну и едва слышно, сквозь зубы добавила: — Он такой теленок…

Я мгновенно выскочила за двери квартиры, Анрик высунулся следом за мной, сдавленным шепотом бормоча извинения, и обещал позвонить…

Опустилась в дребезжащем лифте, выбралась наружу и плелась по аллее, пристроив на плечо сумку. Дышала воздухом, радовалась, что с утра надела именно эти башмаки — подошва толстая, можно с хлюпаньем форсировать лужи, пинать мелкие камушки и опавшие листья. Кругом ни души, осудить мое ребячество некому. Вздрогнула от внезапного резкого звука. Звенит у меня в кармане…

Офисная мобила — кто ж в нее такой рингтон закачал?

Я нажала кнопочку и услышала резкий голос отца:

— Ника, я уже обыскался, еле выяснил, какой у тебя телефон! Где ты?

— Гуляю…

— С Павлом Николаевичем? В смысле с Трифоном, с Пашей?

— Нет, сама…

— Ника, одиннадцать часов! Ты — не в Англии! Так нельзя делать: я переживаю, Лида переживает. Быстро скажи, где ты, я пришлю за тобой охрану…

— Папа, я ездила проверить, как повесили баннер на Гагарина, сейчас вызову такси и приеду… Я доберусь сама, без охраны. Деньги у меня есть — никто меня не украдет, никому я не нужна! Не переживайте.

Под отцовским кровом нет ни мира, ни гармонии!

Экстренно вызванная домработница стояла посреди гостиной, держала за крыло неощипанный птичий трупик и громко возмущалась:

— Вы напрасно подняли меня среди ночи! Я не умею этого делать! Я кандидат физико-математических наук, а не чучельник.

— Тогда найдите себе работу по специальности! — Лида решительно указала нахалке на дверь.

Мертвая птица тут же полетела в самый центр ковра, а двери снова хлопнули. Свершилось — ее выставили!

Я бы в жизни так не смогла.

Только кто теперь будет готовить? Придется мне взяться за хозяйство самой. Я шагнула в кухню, и действительность помутнела и расплылась, витражи на дверцах кухонных шкафчиков померкли, в глазах защипали слезы, а горло сдавило спазмом…

Пришлось облокотиться о дверной косяк, чтобы не съехать по стене: у моих ног громоздился целый курган из птичьих трупиков, на ярких перышках засохла кровь, крылышки вывернуты, маленькие головки неестественно запрокинуты, а в безвинных стеклянных глазках замер безмолвный упрек жестокому человечьему миру!

— Я не смогу… Меня сейчас стошнит…

— Ника, ты что, в положении? — Лида усадила меня на табуретку, набрала в горсть минералки и обрызгала мой бледный лик.

— Нет! Нет! — Я отрицательно мотала мокрой физиономией, рассыпая по сторонам водяные брызги, и простонала, чтобы не опозориться окончательно: — Я… Я съела салат в супермаркете…

Отец заглянул на кухню и уточнил:

— Ты ела в супермаркете на Гагарина?

— Да…

Отец посуровел, сдвинул брови, сложил руки на груди и объявил вердикт: