Придя в «Красавиц», Максим сразу поднялся к себе и решительно вошел в кабинет. Он не смотрел свои фотографии уже почти два года, с тех пор как встретился с Хадиджей. Они были разложены в хронологическом порядке. Он быстро нашел свой репортаж о румынских детях, воспитанниках приютов и беспризорниках. Черно-белые снимки. Первые фотографии были датированы 22 декабря 1989 года, днем падения режима Николае Чаушеску. Он, не торопясь, переворачивал их. Каждый снимок воскрешал ощущения, звуки, запахи. Лица маленьких каторжников, коротко стриженных, чтобы не было вшей, худоба их тел, которым никогда ничего не доставалось, тем более любви. Эти грязные мальчишки в лохмотьях, спящие на тротуарах, на вокзалах, где попало, питающиеся на помойках, нюхающие клей. Тут был и парнишка, бившийся головой о стену, и еще один, практически одичавший, до крови укусивший медсестру.
Рождество 1989 года: Максим не забудет его до конца жизни. Предполагалось, что он поработает недельку и вернется домой к Новому году. Он задержался на месяц, задетый за живое судьбой этих мальчишек. Теперь он уже не знал, двигало ли им сострадание или лихорадочное возбуждение. Или и то, и другое. Он уже и не пытался понять. Его захватило то, что он делал. Прежде он не испытывал эти ощущения с такой силой. На сей раз ему захотелось остановиться, сосредоточиться на своей теме и стать ее летописцем. Ринко звонила каждый день. Он все ей объяснял, она не понимала. Она хотела, чтобы он вернулся. Она говорила, что без него ей страшно по ночам. Ей хотелось чувствовать рядом с собой его тело, это помогло бы ей успокоиться. Он сказал ей тогда: «Я тебе не плюшевый мишка». Он и вправду так думал. Ее доводы казались ему смехотворными.
А потом он стал медленно приходить в себя, возвращаться в свое время, в свое агентство. Лионель Садуайан, его начальник, настаивал на том, чтобы он «завязывал». Он неохотно, но вернулся. Париж в январе девяностого. Он прилетел последним ночным самолетом, никого не предупредив. Он даже не думал о Ринко в такси, которое везло его из аэропорта. Ему все казалось невероятно правильным, устроенным, неуловимым. Великолепным.
Максим Дюшан закрыл и убрал альбом. Он растянулся на кровати, не раздеваясь, не выключая свет. Он слушал дождь. Его музыка ему обычно нравилась. Но этой ночью все было не так. Он все еще чувствовал цепкую хватку Ингрид Дизель. Она размяла его тело и его память. Он так и слышал, как она спрашивает: «А ты никогда не был женат?»
Максим часто говорил себе, что если бы он вернулся из Бухареста вовремя, то Ринко была бы жива. После кремации он надолго впал в состояние душевной комы. Энергичный Садуайан взял все на себя. Фотографии румынских детей обошли редакции всего мира. Энергичный Садуайан вел себя сдержанно. По истечении разумного срока он позвонил. Тогда Максим снова взял свой фотоаппарат и отправился на войну.
Ему потребовалось несколько месяцев, чтобы понять, что с каждым днем его сердце понемногу остывает. Ему потребовалось дождаться 28 февраля 1991 года.
8
Они дошли пешком до улицы Реколле. Небо было невероятного голубого цвета. Ингрид подумала, что погода в Париже - еще большая шутница, чем его обитатели. Четыре дождливых дня, а потом - бабье лето. И это в середине ноября. Однако аборигенам это вовсе не казалось странным, вид у них был пресытившийся. Ингрид вместе с Лолой сидели в приюте для бездомных, в кабинете начальника Ванессы Ринже, который не казался им ни дружелюбным, ни настроенным на сотрудничество. Гийом Фожель никак не мог оторваться от своего компьютера. По его экрану с головокружительной скоростью мчались какие-то непонятные колонки, которые явно интересовали его больше, чем посетительницы. Они позволяли ему не обращать особого внимания на вопросы женщины, которая была всего лишь отставным полицейским. Уточнив свой статус, Лола не погрешила против истины. Ингрид подумала, что это было ошибкой. И все же, когда Лола бралась за дело, она умела быть убедительной. Вчера вечером она поставила условия: «Ингрид, у меня есть два правила. Во-первых, я не работаю бесплатно. Во-вторых, я не работаю одна. Итак, ты платишь мне натурой. Я хочу, чтобы ты раз в неделю делала мне массаж, и еще учила бы меня этому ремеслу». Ингрид, имевшая другие источники дохода, кроме массажа, и достаточное количество свободного времени, не стала противиться власти «начальницы».
- Вы не замечали ничего странного, когда Ванесса у вас работала? Бывали ли у нее здесь какие-нибудь трудности?
- Да нет. Я сказал это и комиссару Груссе. Ванесса могла со всеми найти общий язык. И она хорошо ухаживала за мальчишками, она знала к ним подход.
- А поточнее?
- Она была очень милой, но умела заставить уважать себя. По-моему, у нас Ванесса нашла свое призвание, ведь, поверьте мне, эта работа - вовсе не синекура.
- Никогда никаких стычек ни с коллегами, ни с мальчишками?
- Нет, насколько я знаю.
- Но для того, чтобы здесь работать, необходимо педагогическое образование. А у Ванессы его не было.
- В принципе, да. Однако для меня важнее всего - мотивация; поверьте, комиссар, если бы все в этой стране руководствовались тем же принципом, то молодых безработных было бы у нас гораздо меньше.
- У вас здесь в основном юные румыны?
- Не только, но их большинство. Мне даже пришлось выучить румынский. К счастью, я когда-то работал в одной из неправительственных организаций в Бухаресте, это мне очень облегчило дело.
- У вас никогда не было проблем с албанцами - хозяевами этих детей?
- Нет, эти негодяи умеют вести себя тихо. Когда власти начали реагировать на спланированные налеты, они быстро заставили детей заниматься воровством и проституцией.
- Сколько лет самым старшим?
- Около четырнадцати, но вообще трудно сказать: у них нет никаких документов.
- Ванесса общалась с ними в нерабочее время?
- О, конечно, нет! Я советую своим служащим четко разделять работу и личную жизнь. В противном случае они не выдержат такой работы.
- А Ванесса последовала вашему совету?
- Принимая во внимание ее здравомыслие, думаю, что да. Она всегда была обуреваема жаждой чему-то научиться, жаждой помочь. Ванесса была славным маленьким бойцом.
- Можете привести конкретный пример?
- Я помню мальчишку, который всегда был настороже, не давал к себе приблизиться. Ванесса вела себя с ним крайне терпеливо. Она не говорила по-румынски, а он, должно быть, знал всего пару слов по-французски. И все-таки ей это удалось. Она его приручила.
- Можно нам увидеться с этим мальчиком?
- По-моему, я и сам его не видел уже дня два.
Лола вздохнула. Она ждала, что Фожель скажет еще что-нибудь, но никакого разъяснения не последовало.
- А это исчезновение случайно не имеет отношения к смерти Ванессы? - спросила она, и в ее голосе послышались напряженные нотки.
- Дети ничего не знают. Воспитатели получили указание держать все в тайне до нового распоряжения.