Ненавижу - читать онлайн книгу. Автор: Анастасия Монастырская cтр.№ 26

А, может, все дело в том, что я просто не могу ее убить? Потому что мне не хватает смелости? И я давлюсь ненавистью, как рвотой. Мне плохо, плохо, плохо!

Пальцы нащупали шприц в сумочке. Всего лишь один укол, и больше никаких мучений. Вот только кому доза — Алисе или Марине.

Чуть нажала на поршень. На кончике иглы появилась маслянистая капля. Как там, в книжке? Куда колоть-то? Блин, опять забыла. Все-таки Алиса права, склероз есть. Рука вновь потянулась к сумочке — уже за книжкой. Шприц упал. Вот и выбор — Алисе. Она ж не идиотка, чтобы себе грязный шприц колоть!

Занавеска в примерочной вежливо, но при этом настойчиво дернулась:

— Дама, вам что-нибудь подошло?

— Что? Ах, да, костюмы. Нет, это не мой стиль.

И вышла — держа спину. Хотя только сама знала, насколько тяжело далось.

Сегодня около дома два пожилых бомжа решали мировые проблемы. Рядом на газетке — просроченная банка шпрот и бутылка политуры. Марина мимоходом пожалела:

— Бедные, как можно пить такую гадость. Бомжи…

И в ответ получила достойное:

— Мы не бомжи, у нас стиль жизни такой.

У нее стиля нет, одна пародия.

…На первый взгляд, стремительное появление и столь же стремительное исчезновение развлекательных передач на всех российских телеканалах носит бессистемный характер. Но это далеко не так. Развлекательные программы в первую очередь зависят от рейтинга. Они же во многом служат моделями поведения в социуме, формируя различные установки и стереотипы. Отношения телевидения и зрительской аудитории — процесс взаимообратный, долгий и сложный. Телевизионная журналистика имеет ярко выраженные интерактивные черты, предполагающие изменение отношений между редакционным коллективом и аудиторией, замену однонаправленного воздействия прессы на массы, их взаимодействие, переход от монолога журналистов к диалогу с аудиторией. Таким образом, журналист и аудитория становятся равноправными информационными партнерами.

Российское телевидение сегодня — это не что иное, как театр спровоцированной ситуации: несмотря на то, что любой проект имеет сценарий и каждому (участнику, ведущему, зрителю) отведена своя роль, развлекательные передачи создают иллюзию спонтанности, импровизации. Поэтому именно игра и все ее составляющие служат связующим звеном между ведущим и аудиторией.

Люди играют в отношения, чувства, изображают эмоции ради достижения определенных целей. Происходит своеобразная «примерка» социальных ролей, осознание себя в реальной, а не иллюзорной действительности.

В искусстве (хотя можем ли мы считать телевидение искусством?) игра, став для человека первостепенной, постепенно вытесняет другие интересы. Владимир Ворошилов сделал игру смыслом своей жизни. Его интеллектуальное детище "Что? Где? Когда?" шло на первом канале в течение четверти века, идет и теперь, и после кончины ведущего. "Телевидение, вобравшее в себя все виды искусства, телевидение, которое стоит ближе всего к самой жизни, не могло не использовать фантомы, блуждающие в головах людей. И я не хотел придумывать совершенно новую игру, а потому взял за основу уже известный образ — рулетку".

Эта игра давала и участникам, и зрителям главное — модели жизненного поведения в экстремальной ситуации, когда за одну минуту найти ответ-решение сложно, но вполне реально. Сам Ворошилов видел себя в этом документальном спектакле в пяти воплощениях — сценарист, режиссер, организатор, ведущий и телезритель: "Телезритель и режиссер — одно лицо. Да, режиссер — тот же телезритель, подключившийся к процессу игры задолго до передачи. Во-вторых, как же можно быть ведущим и не быть организатором? В-третьих, как можно быть режиссером документального спектакля, если ты не его автор?"

Функции ведущего Ворошилов понимал от слова — «вести». Ведущий должен знать, куда он ведет. Выполняя функции драматурга, он выстраивает, организует и цементирует действо, при этом он должен обладать личной энергетикой, интуицией и предчувствием, не бояться импровизаций. Провокации, в которых обвиняли Ворошилова, сам он называл авторскими приемами, по прошествии времени просто переставшие быть импровизациями. "Что? Где? Когда?" — яркий пример театра спровоцированной ситуации.

Игра многолика. Игровое шоу — развлекательное действо, где зрители, герои и ведущий передачи играют заранее определенную роль, но традиционно — телевизионным шоу управляет ведущий.

— Милый, ты будешь ужинать?

Вадим поморщился от звука этого голоса. Из всех возможных женщин отец почему-то выбрал Лику. Натуральную блондинку с ногами от ушей и огромными, как блюдца, карими глазами. В конторе ему завидовали все: такая красавица! К тому же и хозяйка отменная. А ему хоть волком вой, каждый вечер делая над собой мучительное усилие, и ложится с Ликой в постель. Когда она касалась его, Вадима била дрожь отвращения.

— Я не слышу, ты ужинать будешь? — Лика выглянула в коридор из кухни. Никакого халата: топ и джинсы. Как давно он хотел, чтобы она была, как все — в бигуди и в халате. Так намного легче ненавидеть и проще оправдать себя.

— Нет, спасибо. Поел по дороге.

— Папа! — кислый детсадовский запах, темно-красные колготки, гармошкой у щиколоток. На левой щеке акварельное пятно. — Ты мне что-нибудь купил?

Господи! Опять!

— Лика! Возьми ребенка! Мне нужно еще поработать, — Вадим бросил куртку в прихожей и бросился в кабинет. Хлопнул дверью. Повернул ключ для надежности.

Прислушался.

— Папа! Я хочу тебе показать картинку! Пусти, я хочу к папе!

— Детка, папа очень устал. Папа много работает. Почему не любит? Кто тебе это сказал? Какие глупости! Дура твоя Ксюша. Ничего она в папах не понимает. С чего ты взяла, что он тебя ненавидит? Конечно, папа тебя очень любит. Сильно-пресильно. Просто у взрослых столько проблем… Ты все равно не поймешь. Иди мыть руки, будем с тобой ужинать. А картинку подпишем и отдадим нашему папе завтра. То-то он обрадуется.

Угу. Как же.

Хоть в одном Лика права. У взрослых действительно слишком много проблем. И он действительно очень устал. Но вот что касается любви… Тут жена ошибалась. И по отношению к себе, и по отношению к дочери.

Дочь…

Его родители обожали внучку. Дашка стала для них долгожданным даром, символом того, что подозрения и страхи относительно сына остались в далеком прошлом. Баловали ее безмерно, Лику — возвели на пьедестал женского почета. Сам Вадим давно уже превратился в придаток к собственной семье.

— Тебе, сын, крупно повезло, — приговаривал при встрече отец. — Жена-красавица, дочка — прелесть.

Прелесть? Кто ж спорит! Но он так и не смог побороть в себе природной брезгливости, появившейся в день Дашкиного рождения.