Еще пару дней назад, отговорившись семейными делами, Панин отбыл в Москву. Великая княгиня вновь осталась одна: растерянная, недоумевающая, обиженная. Испуганная. Обида усилилась, когда верная подруга Прасковья Брюс донесла, что в Москву Панин поехал свататься, и вскорости прибудет в Петербург с молодой женой, дабы представить ее императрице, которая, странное дело, очень настаивала на его отъезде и тем паче женитьбе.
Неужели догадывается?
Екатерина проплакала всю ночь. Обидней всего было не сватовство (ей ли, мужниной жене, о том печалиться?), а то, что не сказал, не предупредил, не утешил напоследок. И ведь как подгадала тетушка: удалила аккурат в тот момент, когда Екатерина наиболее остро нуждалась в ласке и поддержке любимого. Неужели опалы испугался? Или переметнулся к другому "медведю", поманившему сладким пряником?! А как же смелые речи, уверения в любви и верности? Приручил. Приголубил. Зачем? За тем, чтобы бросить: чтобы камнем полетела и о камни же ударилась. Вот тебе и шарады любви, казалось бы, во всем достигла искусства, но нет: прогадала, ошиблась в своем доверии, за что и поплатилась. Пора бы привыкнуть. Пора бы…
Но как же не хочется привыкать!
К вечеру столь трудного дня взяла себя в руки и даже приняла приглашение супруга: у того в тот момент был польский граф Станислав Август Понятовский — посланник английского двора. Подобные несоответствия давно уже никого не удивляли. При дворе то и дело появлялись саксонские гости, представлявшие интересы Италии, англичане, находившиеся на службе у французского короля, шведы, разделявшие интересы Польши, и поляки, готовые служить любому, кто станет хорошо платить.
Однако выяснилось, что граф Понятовский вылеплен совсем из другого теста, нежели его соотечественники. В первую очередь им двигали политические амбиции, и только во вторую — деньги. Впрочем, бывали моменты, когда на действия Понятовского влияли сразу оба стремления, и вот тогда не стоило вставать на его пути.
Появление Понятовского при молодом дворе вряд ли кто-нибудь назвал бы случайным. И уж тем более не Екатерина. Незадолго до этого у нее просил аудиенции английский дипломат Чарльз Генбюри Вильямс, холодный и рассудительный человечек, преследующий в России свои собственные цели. Екатерина знала, что долгое время Вильямс пытался повлиять на императрицу, не пропуская ни одного приема и бала, но все усилия, увы, оказались безрезультатными. Новый договор о дружественных отношениях между Россией и Англией так и не был заключен. У Елизаветы нашлись дела поважнее — маскарад и охота.
В отличие от императрицы великая княгиня внимательно выслушала посланника, с удивлением отметив, что он пытается за ней ухаживать. В тот момент Екатерину велико позабавил подобный подход к делу, однако она тут же дала понять посланнику: в их отношениях не может быть даже и намека на флирт. Вильямс сделал правильные выводы, красиво отступился, прислав вместо себя другую кандидатуру, способную удовлетворить взыскательный вкус молодой амбициозной женщины. И вот теперь ей предстояло знакомство с графом Понятовским. Идти не хотелось, но пришлось.
В последнее время Петру Федоровичу особенно много приходилось беседовать с иностранными гостями: Елизавета почти не выходила из покоев, чувствуя себя с каждым днем хуже и хуже. По этикету отсутствие великой княгини считалось оскорблением, потому и приходилось царственной чете разыгрывать маленькие семейные спектакли — себе на потеху, гостям — на утешение. И наоборот.
"А что, — с бесшабашной злостью подумала Екатерина. — Хоть и месяц, но целиком будет мой".
Волосы пудрить не стала. Уложила тяжелые косы короной на голове, перевив бриллиантовой нитью. Надела лучшее платье, унизала пальцы кольцами.
— Лицо мне льдом с петрушкой протри, — отрывисто приказала девке. — И на веки по кусочку положи.
Безотказный рецепт и в этот раз не подвел: краснота от слез мгновенно ушла, лицо засияло, глаза зло заблестели, губы презрительно (но и ослепительно) улыбнулись польскому посланнику. Екатерина оценивающе разглядывала склонившегося перед ней графа. Пышные густые волосы цвета спелой ржи, изящный нос, насмешливый изгиб полных губ, упрямый подбородок с очаровательной ямочкой, ладная поджарая фигура. Хорош, собака, что и говорить, но и только! Больше она на эту удочку не попадется. Хотя, как знать, на такую удочку она, признаться, еще не попадалась.
Супруги были очарованы обходительностью, чувствительностью и остроумием Станислава Понятовского, а также его всесторонней образованностью. Для начала он умело завел разговор на отвлеченные темы. А потом, заметив скуку князя, свел беседу к щекотливым историям и последним придворным сплетням. Чертушка оживился. Но тут заскучала Екатерина. Понятовский не растерялся. И вдохновенно стал декламировать Шекспира, словно невзначай поглаживая подрагивающие пальцы Екатерины. Правда, вскоре Петру Федоровичу надоели сонеты в оригинале, и он, сославшись, на неотложные дела удалился, предоставив жене продолжать увлекательную беседу с английским посланником. Понятовский пересел к ней поближе, потом еще, и великая княгиня неожиданно оказалась прижатой к краю кушетки: справа витой подлокотник, слева горячее бедро графа. Против воли она вдруг почувствовала сильное возбуждение. Как там говорят у русских? Клин клином вышибают? Что ж, таким клином она не прочь воспользоваться. Всяко уже не будет хуже.
Екатерина не могла не знать, что при русском дворе Понятовский уже снискал славу известного ловеласа: ни одна дама не могла устоять перед его страстным натиском. В будущем у него были все шансы занять польский трон, что значительно повышало победные ставки в любви. Впрочем, сама она нисколько не осуждала ветреность графа: по крайней мере, легкость, с какой тот вступал в любовные отношения, была намного честнее, чем лживые клятвы в вечной любви и верности.
— Я был бы счастлив, если бы ваше высочество оказали честь и устроили небольшую прогулку по дворцу. Мне говорили, что здесь есть немало укромных уголков, где даже самые известные прелести открываются с новой стороны.
Екатерина рассмеялась, услышав столь неприкрытый намек. Прелести, значит, заинтересовали. Ай-да Понятовский, ай-да польский граф! Не потому ли муженек и позвал ее сюда, чтобы потом иметь главный козырь против нелюбимой жены. Одно дело — интрига с послушным придворным, и совсем другое — с посланником иной страны, имеющим к тому же все шансы занять престол. Польское королевство в сравнении с Россией ничтожно мало, но это все-таки королевство. А значит, измена царственной супруги может быть приравнена к государственной. Что ж, она готова рискнуть и пуститься в подобную авантюру. Почему бы и нет? Ее сердце болит, душа кровоточит, а тело… Тело уже соскучилось по мужским ласкам. Как бы ни старался Никита Панин, его ей всегда было мало. Тем более, интересно проверить, так ли хорош польский граф в любовном деле, как о нем говорят.
Она быстро кивнула, приказав фрейлинам вернуться в ее покои и терпеливо дожидаться возвращения Екатерины. Сама же пошла вперед, не оборачиваясь и не оглядываясь. Куда денется от желания?!
Екатерина прекрасно знала дворец: будучи невестой наследника, шестнадцатилетней девочкой, украдкой облазала его потайные лестницы и комнаты, где не раз становилась нечаянной свидетельницей любовных утех, как придворной знати, так и черни. Потому выбрала самый дальний, но очень романтический уголок.