Офицеры разделились: капитан Лонг с большей частью туземного отряда вернулся охранять городские стены, а полковник, субедар Рам Панат и пятнадцать сипаев остались сопровождать подводы.
Субедар рассказал военно-полевому суду, как они двигались на запад, минуя британские заставы благодаря имевшимся у полковника полномочиям, и на три дня разбили лагерь в туземной деревушке. Местный плотник с двумя сыновьями по указаниям англичанина изготовил четыре крепких деревянных ящика для четырех частей трона. Тем временем полковник вынул из металла драгоценные камни, на заранее сделанном чертеже аккуратно отметил место каждого, перенумеровал камни и сложил в железный сундук, в каких армейские казначеи хранят деньги.
Ящики с золотом и сундук с драгоценностями погрузили на подводы и отправились в путь – на конечную железнодорожную станцию в Аллахабаде.
Несчастного плотника с сыновьями заставили присоединиться к конвою. Когда отряд вступил в густой лес, полковник слез с лошади и отвел трех мастеров за деревья. Прогремели шесть выстрелов, после чего он вернулся один…»
На несколько минут я прервался, чтобы поразмыслить над личностью доблестного солдата. Было бы недурно познакомить его с Мэнни Резником – родственным душам нашлось бы о чем поговорить. Я усмехнулся и продолжил чтение.
* * *
«…Конвой добрался до Аллахабада на шестой день. Используя служебное положение, полковник заявил о военном предназначении груза. Пять ящиков вне очереди погрузили на поезд, возвращавшийся в Бомбей, а Гудчайлд и его небольшой отряд присоединились к своему полку в Дели.
Через полгода капитан Лонг при поддержке Рама Паната выдвинул обвинения против своего командира. Скорее всего воры перессорились – полковник Гудчайлд, вероятно, решил, что делиться не обязательно.
Проходивший в Бомбее судебный процесс получил широкую огласку в Индии и в Великобритании. Слабость обвинения состояла в том, что никакими вещественными доказательствами оно не располагало, а мертвые, как известно, молчат.
Суд признал полковника невиновным. Тем не менее из-за скандала Гудчайлду пришлось уйти в отставку и вернуться в Лондон. Дальнейшая карьера не дает оснований полагать, что полковнику удалось вывезти «Великого Могола» и золотой трон – большого богатства за ним не замечалось. В компании с одной знаменитой лондонской куртизанкой он открыл игорный дом на Бейзуотер-роуд, который в скором времени приобрел дурную славу. Сэр Роджер Гудчайлд скончался в 1871 году от сифилиса, которым заразился в Индии. Его смерть вызвала новые слухи о легендарном троне, но они быстро улеглись ввиду отсутствия неопровержимых доказательств. Свой секрет предприимчивый джентльмен унес в могилу.
Вероятно, настоящую главу следовало бы озаглавить "Сокровище, которого никогда не было"».
«Ошибаетесь, профессор, сокровище было и есть», – подумал я, радуясь удаче, и начал перечитывать все с самого начала, делая выписки для Шерри.
Шерри, бодрствовавшая в кресле у окна, налетела на меня, едва я перешагнул порог.
– Куда вы подевались? Весь вечер сижу и изнываю от любопытства.
– Вы не поверите, – начал я и понял, что сейчас меня разорвут на части.
– Гарри Флетчер, даю вам десять секунд. Прекращайте пустословить и расскажите главное. Не уложитесь – глаза выцарапаю.
Мы проговорили далеко за полночь – изучали документы и бумаги, разостланные на полу: морскую карту архипелага, в который входила Святая Мария, фотокопии изображений «Утренней зари», мои комментарии к рассказу помощника капитана о кораблекрушении, а также записи, сделанные в читальном зале Британского музея.
Я достал серебряную походную фляжку – мы пили «Чивас ригал» из стаканчика для зубных щеток, строили планы, гадали, в какой секции корпуса «Утренней зари» находятся пять ящиков и какая часть фрегата затонула на рифах, а какую унесло в море.
Нужно было заранее побеспокоиться обо всяких случайностях и постоянно корректировать открытый список минимума экспедиционного снаряжения – он пополнялся по мере того, как мне или Шерри приходила в голову стоящая мысль.
Мне только сейчас подумалось, что она должна быть первоклассной аквалангисткой, и в разговоре это подтвердилось само собой. Теперь участие Шерри в экспедиции не сводилось к роли наблюдателя, и я, помимо прочего, испытывал к ней профессиональное уважение.
От возникшего чувства товарищества мое влечение достигло крещендо. Бледные, нежные щеки Шерри от возбуждения раскраснелись; сидя на ковре, мы касались друг друга плечами, а когда она обращалась ко мне, смеясь и говоря что-то, в синих глазах – всего в нескольких дюймах от меня – вспыхивали дразнящие, зовущие огоньки.
Все золотые троны, все бриллианты на свете утратили ценность – пусть ждут своего часа. Мы оба ощутили это и, не стыдясь, потянулись друг к другу. Сгорая от нетерпения, мы стали любовниками там же, на полу, на изображениях «Утренней зари», и впервые в своей печальной судьбе злополучное судно узнало, что такое настоящее счастье.
Я взял Шерри на руки, отнес в постель, и наши тела сплелись под одеялом… Стало понятно, что торопливая любовная акробатика, знакомая мне до встречи с этой женщиной, была ничем. То, что я переживал, вышло за пределы плоти и стало частью души: если любовью называют нечто иное, я был к нему так близко, как уже никогда не буду.
Изумляясь самому себе, я хрипло пытался объяснить это Шерри словами, которых никогда не говорил другим женщинам. Она замерла у меня на груди, и стоило мне умолкнуть, давала понять, что ждет продолжения. Наверное, я все еще говорил, когда мы оба заснули.
Из иллюминатора самолета очертания Святой Марии напоминают одну из диковинных рыб, обитающих в бездонных океанских глубинах, – сплющенное, неправильной формы тело, неуклюжие плавники не на месте и огромный рот, несоразмерный со всем остальным.
Таким ртом была гавань Гранд-Харбор, а город пристроился в ее уголке. Сигнальными зеркалами сверкнули железные крыши из гущи темно-зеленой растительности. Самолет покружил над островом, демонстрируя пассажирам белоснежные пляжи и море – настолько прозрачное, что колеблющиеся в глубине очертания подводных рифов сливались в огромное сюрреалистическое полотно.
Шерри прижалась лицом к круглому плексигласовому окошку и вскрикнула от восторга. «Фоккер-френдшип» снизился над ананасовыми плантациями, и женщины на полях оторвались от работы, чтобы на нас посмотреть. Самолет коснулся посадочной полосы и подрулил к крохотному зданию аэропорта с рекламным щитом, извещавшим, что «Остров Святая Мария – жемчужина Индийского океана». Под щитом топтались еще два бесценных перла.
Я дал телеграмму Чабби, и, встречая нас, он захватил с собой Анджело.
Стоило парню узреть Шерри, его словно подменили. У островитян свое представление о главном признаке женской красоты, который они ценят превыше всего. Если у девушки кривые зубы и косоглазие, но «чистое» лицо, за ней будут бегать толпы поклонников. Прыщи здесь ни при чем – это, скорее, эталон цвета кожи. Лицо Шерри, должно быть, оказалось самым «чистым» из всех, какие здесь до сих пор видели.