Два матроса стояли наготове, чтобы смягчить швартовку, и, едва приблизившись к борту, борт шлюпки накрыли паклей, скрывая удар. Удар шлюпки об обшивку заставит корпус корабля резонировать и разбудит всех на борту.
Но прикосновение вышло немым, как поцелуй девственницы, и один из моряков, отобранный за обезьянью ловкость, взлетел на борт и немедленно провел трос через лебедку и спустил обратно в шлюпку.
Камбре задержался лишь настолько, чтобы приподнять заслонку фонаря и зажечь фитиль, схватил трос и поднялся на борт, упираясь босыми ногами с затвердевшими от охоты на кабанов подошвами. Матросы, тоже босиком, неслышно последовали за ним.
Камбре вытащил из-за пояса свайку и бросился на нос, боцман бежал рядом. Якорный вахтенный лежал на палубе, укрываясь от ветра, и спал, как пес перед очагом. Камбре одним ударом железной свайки расколол ему череп. Матрос вздохнул — и безжизненно вытянулся.
Люди Камбре уже были у двух люков, ведущих на нижние палубы, и Канюк направился на корму, где моряки неслышно опускали крышки люков, запирая голландский экипаж внизу.
— На борту не больше двадцати человек, — произнес про себя Камбре. — И скорее всего лучших моряков забрал в свой флот де Рюйтер. Здесь только мальчишки и старики. Сомневаюсь, чтобы они причинили много неприятностей.
Он взглянул вверх, на темные силуэты своих людей на фоне звезд; они карабкались на ванты и бежали по реям. Как только развернулся парус, спереди послышался негромкий удар: топор перерубил якорный трос. «Ласточка» немедленно ожила, освободившись, и повернулась, ловя ветер. А боцман Канюка уже был у штурвала.
— Веди прямо. Точно на запад! — рявкнул Камбре, и рулевой круто, как мог, развернул корабль.
Камбре сразу увидел, что тяжело груженный корабль удивительно послушен и они смогут по ветру миновать остров Роббен. Десять вооруженных моряков ждали его приказа. У двоих были в руках фонари, у всех — горящие фитили для пистолей. Камбре взял один фонарь и бегом повел своих людей к офицерским каютам на корме. Он тронул дверь каюты, ведущую в галерею, и она оказалась незапертой. Камбре быстро и молча прошел в нее. Посветил фонарем, и на койке сел человек в ночном колпаке.
— Wic is dit? — сонно спросил он. Камбре накинул ему на голову одеяло, чтобы заглушить крик, и позволил своим людям связать капитана и заткнуть ему кляпом рот, а сам выбежал в коридор и открыл дверь в соседнюю каюту. Здесь был другой голландский офицер. Он уже не спал. Полный седеющий мужчина средних лет, он еще не пришел в себя от сна и ощупью искал саблю, висящую на перевязи в ногах койки. Камбре посветил фонарем ему в глаза и прижал острие своей сабли к его горлу.
— Энгус Камбре, к вашим услугам, — сказал Канюк. — Сдавайтесь, или я по кусочку скормлю вас чайкам.
Голландец мог не понять его произнесенные с шотландским акцентом слова, но общий смысл уловил. Он поднял обе руки над головой, и моряки потащили его на палубу, обернув голову одеялом.
Камбре подбежал к последней каюте, но дверь распахнули изнутри с такой силой, что его отбросило к переборке. Из темного проема с кровожадным криком появился рослый человек. Он взмахнул оружием и нацелил удар в Канюка, но в узком коридоре сабля задела дверной косяк, дав Камбре время прийти в себя. С гневным ревом незнакомец нанес новый удар. На этот раз Канюк парировал, и клинок, пролетев над его плечом, рассек панель за ним. Два рослых человека сражались в узком коридоре, почти прижимаясь друг к другу. Голландец выкрикивал оскорбления на смеси родного и английского языков, Камбре отвечал по-шотландски.
— Чертова сырная башка, насильник монашек! Я заткну твои кишки тебе в глотку!
Люди Камбре с поднятыми дубинами плясали вокруг, ожидая возможности ударить голландца, но Камбре крикнул:
— Не убивайте его! Этот парнишка — щеголь, за него можно взять богатый выкуп!
Даже в слабом свете фонаря он сразу оценил своего противника. Только что проснувшийся голландец выскочил без парика на бритой голове, но остро закрученные усы свидетельствовали, что он не чуждается моды. Вышитая кружевная ночная рубашка и сабля, которой он владел с мастерством учителя фехтования, — все это свидетельствовало, что он джентльмен.
Более длинная сабля Камбре в узком пространстве была скорее недостатком, и Канюку приходилось пользоваться острием, а не обоюдоострым лезвием. Голландец сделал выпад, потом пригнулся и прошел под защиту Камбре. Канюк зашипел от гнева: сталь пролетела над его правой рукой, миновав всего на ширину пальца и отколов от стены за ним щепки.
Прежде чем соперник смог отступить, Канюк левой рукой схватил его за горло. Оба бросили сабли, которыми все равно не могли пользоваться, и сцепились в узком коридоре, рыча, как собаки, взвывая от боли и гнева, когда Камбре успел ударить противника кулаком по голове и локтем другой руки — в живот.
— Дайте ему по башке, — рявкнул шотландец своим людям. — Сбейте этого дикаря.
Он не привык к встречам с равным соперником, но на сей раз противник ему не уступал. Поднятым коленом он ударил Канюка в пах, и тот снова завопил:
— Помогите мне, трусливые сифилитики! Сбейте этого негодяя!
Он сумел высвободить руку и ухватить противника за пояс, потом, с налитым кровью лицом, приподнял его и развернул так, что тот оказался спиной к ждущему с поднятой дубиной моряку. Дубина с рассчитанной силой обрушилась точно на бритую макушку — недостаточно сильно, чтобы разбить кость, но так, что ноги голландца подогнулись, и тот обвис в руках Камбре.
Отдуваясь, Канюк опустил его на палубу, и четверо моряков прыгнули на него и прижали руки и ноги.
— Свяжите этого жеребца, — тяжело дыша, сказал Канюк, — пока он не пришел в себя и не разорвал нас на куски вместе с призом.
— Еще один грязный английский пират! — слабым голосом произнес голландец, тряся головой, чтобы лучше видеть, и извиваясь на палубе: он пытался сбросить державших его матросов.
— Я пропущу мимо ушей ваши грязные оскорбления, — вежливо сказал Камбре, приглаживая растрепанную рыжую бороду и подбирая саблю. — Если хотите, можете называть меня грязным пиратом, но я англичанин и благодарю вас за то, что вы об этом напомнили.
— Пираты. Весь ваш сброд — пираты!
— А кто вы такой, чтобы звать меня сбродом? Волосатая обезьяна? — В пылу борьбы ночная рубашка голландца разорвалась, и он был обнажен по пояс. — Не стану спорить с человеком в таком неприличном одеянии. Оденьтесь, сэр, и тогда мы продолжим обсуждение.
Камбре поднялся на палубу и обнаружил, что корабль уже далеко в море. Из закрытых люков доносились приглушенные крики, но люди Камбре хозяйничали на палубе.
— Отличная работа, вы, стая жадных морских крыс! Самые легкие пятьдесят гиней у каждого в кошельке. Приободритесь, и покажем дьяволам нос! — крикнул он так громко, что его услышали даже люди на реях.
Остров Роббен был всего в лиге прямо по курсу, и, когда открылся залив, на освещенной луной воде стала видна «Чайка».