Стервятники - читать онлайн книгу. Автор: Уилбур Смит cтр.№ 19

— А теперь поприветствуем «Решительный» и всех, кто плывет на его борту.

Все радостно закричали и кричали до тех пор, пока сэр Фрэнсис не призвал к тишине. Он надел широкополую шляпу и знаком разрешил всем сделать то же. Лицо его стало строгим и грозным.

— У нас есть еще одно дело, — сказал он и взглянул на Большого Дэниела. — Приведите пленных на палубу, мастер Дэниел.

Первым во главе жалкой цепочки из трюма показался Сэм Боуэлз. Пленники моргали на ярком свету. Всех их поставили перед экипажем и заставили опуститься на колени. Сэр Фрэнсис поднял листок бумаги и прочел по нему их имена.

— Сэмюэл Боуэлз. Эдвард Брум. Питер Ло. Питер Миллер. Джон Тэйт. Вы стоите на коленях перед товарищами и обвиняетесь в трусости, предательстве перед лицом врага и неисполнении своих обязанностей.

Все заворчали, глядя на пленных.

— Что вы ответите на эти обвинения? Действительно ли вы трусы и предатели, в чем мы вас обвиняем?

— Умоляем о милосердии, — сказал Сэм Боуэлз от лица всех обвиняемых. — Простите нас. Мы просим ради наших жен и малых деток, которых мы оставили дома.

— У тебя нет жен, кроме шлюх из публичных домов на Док-стрит, — насмешливо сказал Большой Дэниел, и экипаж рассмеялся.

— Посмотрите на них!

— Вздернуть их на рее!

— Пусть станцуют во славу дьявола!

— Стыдитесь! — остановил их сэр Фрэнсис. — Разве таков английский справедливый суд? Каждый человек, какие бы низкие поступки он ни совершил, имеет право на справедливое судебное разбирательство. — Все посерьезнели, а сэр Фрэнсис продолжил: — Мы решим это дело должным образом. Кто выдвигает против них обвинения?

— Мы! — закричали все в один голос.

— Кто свидетели?

— Мы! — в один голос ответил экипаж.

— Вы были свидетелями трусости и предательства? Видели, как эти подлые твари бежали из схватки и бросили своих товарищей?

— Видели.

— Вы слышали обвинения. Что вы можете сказать в свое оправдание?

— Милосердия! — взвыл Сэм Боуэлз. Остальные тупо молчали.

Сэр Фрэнсис повернулся к экипажу.

— Что вы решили?

— Виновны!

— Виновны, будь я проклят! — добавил Большой Дэниел, чтобы устранить всякие сомнения.

— И каков приговор? — спросил сэр Фрэнсис. Ответом ему был громовой рев:

— Повесить!

— Повешение слишком хорошо для этих свиней! Протащить их под килем!

— Нет! Нет! Четвертовать. Пусть жрут собственные яйца!

— Поджарить немного свинины. Пусть ублюдки горят на колу!

Сэр Фрэнсис снова призвал к молчанию.

— Я вижу, мы разошлись во мнениях. — Он сделал знак Большому Дэниелу. — Отведите их вниз и заприте. Пусть день-два потомятся в собственном вонючем соку. Мы займемся ими, когда придем в порт. А пока у нас есть более важные дела.

Впервые в жизни у Хэла на борту корабля была своя каюта. Теперь не нужно все время сна и бодрствования проводить в тесной близости с остальными членами экипажа.

По сравнению с маленькой каравеллой галеон просторен, и отец нашел Хэлу место рядом со своей роскошной каютой — бывший чулан слуги голландского капитана.

— Тебе нужно светлое место, чтобы продолжать занятия, — оправдывал сэр Фрэнсис свою снисходительность. — Ночью ты слишком много часов тратишь на сон, а мог бы в это время работать.

Он приказал корабельному плотнику сколотить койку и полку, куда Хэл мог бы класть книги и тетради.

Над его головой висела масляная лампа (потолок почернел от копоти, но она давала довольно света, чтобы Хэл мог выполнять задания, данные отцом). Глаза у него горели от усталости, он с трудом сдерживал зевки, окуная гусиное перо в чернила и глядя на лист пергамента: он списывал данные маршрута голландского капитана, захваченные отцом. У каждого штурмана — собственная лоция, бесценный журнал, куда записываются особенности океанов и морей, течений и побережий, гаваней и удобных мест для высадки; а также таблицы загадочных отклонений компаса, когда корабль углубляется в чуждые воды, и карты ночного неба, которое меняется с широтой. Эти знания каждый штурман с огромным трудом накапливает всю жизнь — и по собственным наблюдениям, и по чужим рассказам. Отец ожидает, что он закончит работу до своей вахты, которая начинается в четыре утра.

Хэла отвлек слабый звук за переборкой, и он поднял голову, по-прежнему держа перо в руке. Шаги такие мягкие, что едва слышны, и исходят они из роскошных помещений губернатора и его жены. Хэл жадно слушал, пытаясь истолковать эти звуки. Сердце говорило ему, что это прекрасная Катинка, но он сомневался. Возможно, это ее уродливая старая служанка или даже нелепый супруг. При этой мысли Хэл почувствовал себя обманутым и обездоленным.

Он убедил себя, что это Катинка, и ее близость возбудила его, хотя их и разделяла переборка. Он так стремился к ней, что не мог сосредоточиться на задании и даже сидеть.

Хэл встал, поневоле пригнулся из-за низкого потолка и неслышно прошел к переборке. Он слушал и слушал. Легкий скрип, шум чего-то, что протащили по палубе, шорох одежды, другие звуки, которые он не смог истолковать, потом плеск наливаемой в чашку или ванну жидкости. Прижав ухо к стене, он представлял себе каждое движение за ней. Вот она набирает воду в горсти и плещет на лицо, вот негромко ахнула от холодной воды, потом снова заплескалась в ванне.

Посмотрев вниз, Хэл увидел: сквозь щель в стене пробивается слабый свет, узкая желто-серебристая полоска, которая меняется в такт движениям корабля. Не думая о последствиях, Хэл опустился на колени и прижал глаз к щели. Он мало что увидел, потому что щель была очень узкой, а мягкий свет свечи бил ему прямо в глаза.

Потом что-то прошло между ним и свечой — облачко шелков и кружев. Он посмотрел и ахнул, уловив жемчужный блеск безупречной белой кожи. Это длилось всего мгновение, и ему едва хватило времени рассмотреть очертания обнаженной спины, отливающей в желтом свете перламутром.

Он прижался лицом к панели, стремясь еще раз увидеть эту красоту. Ему показалось, что сквозь обычный плеск волн о борта судна он слышит мягкие вдохи и выдохи, легкие, как шепот тропического зефира. Он затаил дыхание, вслушиваясь, и не дышал, пока не начали гореть легкие; у него закружилась голова от благоговения.

В этот момент свечу за стеной передвинули, луч света, проникавший через щель, промелькнул перед его глазами и исчез. Он услышал, как удаляются мягкие шаги, за стеной стало темно и тихо.

Хэл еще долго стоял на коленях, как верующий в святилище, потом медленно поднялся и снова сел за рабочий стол. Он попробовал заставить усталый мозг заняться задачей, которую поставил перед ним отец, но мысли его все время уходили, как норовистый жеребец из узды конюха. Буквы рукописи превращались в алебастровую кожу и золотые волосы. В ноздрях чувствовался тот мучительный аромат, который он ощутил, когда впервые ворвался в ее каюту. Хэл прикрыл глаза рукой, чтобы помешать видениям вторгаться в мозг.