— Слишком много водки, — проворчал он. — Становлюсь слабым. — Рубашка охотника промокла, будто он прыгнул в одежде в реку.
Борис перевесил ружье на другое плечо, поднял бинокль и осмотрел склоны лесистого оврага. Они казались отвесными и неприступными, но он заметил маленькое дерево, растущее из трещины в скале. Деревце напоминало японский бонсай, так изогнуты были ствол и ветви.
Американец выстрелил в горного козла, когда тот стоял над обрывом чуть выше этого места. Перед глазами Бориса пронесся образ животного, изогнувшего спину, развернувшегося и понесшегося по скале. Переведя взгляд повыше, русский разглядел узкую тропинку, ведущую вверх.
«Да-да, это то самое место», — подумал Борис на родном языке. Это было так приятно после долгих дней мучений от попыток говорить на французском и английском.
Перед тем как полезть наверх, он сошел с дороги и спустился по усеянному большими валунами берегу к воде. Опустившись на колени возле Нила, Борис обеими руками зачерпнул воды и полил ее на коротко стриженую голову, смыл пот с лица и шеи. Он опустошил и заново наполнил флягу, а потом пил воду, пока живот не наполнился до предела. На горе не было воды. Наконец русский обмакнул кепку в реку и надел ее, насквозь промокшую, на голову. На спину и плечи потекли ручейки воды.
Борис вернулся на основную дорогу и прошел по ней еще сотню шагов, неторопливо двигаясь и внимательно рассматривая землю. В одном месте тропу перегораживал большой камень. Людям пришлось переступить через него и шагнуть в мелкую пыль на другой стороне. Здесь они оставили свои следы.
Почти на всех партизанах были десантные ботинки израильской армии с зигзагообразным рисунком на подошве.
Идущие сзади, разумеется, затоптали следы передних. Борису пришлось опуститься на колено и внимательно изучить пыль, чтобы заметить отпечаток гораздо меньшей и более изящной ножки, несомненно — женской. Ее частично стерли большие мужские следы, но очертания большого пальца были ясно видны. Становилось ясно, что это теннисные туфли «бата» с гладкой подошвой. Их Борис отличил бы от десятка тысяч других.
Значит, с облегчением подумал он, Тессэ все еще вместе с группой. Она с любовником не отправилась по другой тропе. А то ведь Мек Ниммур отличался хитростью. Однажды ему удалось ускользнуть от Бориса. Но не в этот раз! Русский мстительно покачал головой: не в этот раз.
Он снова обратил внимание на женские следы. От их вида защемило сердце и в полной мере вернулась ярость. Собственные чувства к этой женщине не волновали Бориса. Любовь и желание не принимались в расчет. Она принадлежала ему, а ее украли. Значение имело только нанесенное оскорбление. Тессэ отвергла и унизила его. За это она умрет.
Кровь побежала быстрее по венам при мысли об убийстве. Убийство было профессией и призванием Брусилова. Но как бы часто он ни занимался своим ремеслом, любовь к нему никогда не исчезала, неизменно доставляла удовольствие. Пожалуй, это было последняя настоящая радость, оставшаяся ему, неиспорченная и непритупленная — в отличие оттого, что водка сделала с актом соития. Борис получит от убийства Тессэ больше удовольствия, чем когда-либо получал с ней в постели.
Все последние годы он охотился на презренных животных, однако не забывал, как приятно охотиться на человека и убивать его. Особенно — женщин. Борис хотел уничтожить Мека Ниммура, но еще больше свою жену.
В дни президентства Менгисту, когда Брусилов был главой контрразведки, подчиненные знали о его вкусах и всегда подбирали самых хорошеньких женщин для допросов. Сейчас Борис жалел только об одном — ему придется действовать быстро. Вопрос о том, чтобы медленно убивать, растягивая удовольствие, даже не стоял. Да, не как в старые времена, когда смерть длилась часы или даже дни.
— Сука! — выдохнул Брусилов и пнул ногой песок, наступив на бледный отпечаток, уничтожив его, как вскоре уничтожит саму Тессэ. — Черная блудливая сука.
Сойдя с дороги, он побежал с новыми силами и решимостью, поднимаясь к кривому дереву и началу козьей тропки на скале.
Борис отыскал тропу там, где и предполагал, и двинулся вверх по склону. Чем выше он лез, тем круче становился подъем. То и дело ему приходилось цепляться обеими руками, чтобы подтянуться или пробраться по узкому уступу.
Первый раз, когда русский карабкался по этой горе, он следовал за истекающим кровью горным козлом, но теперь алые пятна не подсказывали ему дорогу; он дважды сбился с тропы и заходил в тупики, так что приходилось осторожно спускаться, разыскивая правильный поворот. Всякий раз Борис понимал, что теряет время и Мек Ниммур может успеть пройти мимо него.
В один момент пути он спугнул небольшую группу диких коз, лежавших на уступе, примерно на середине подъема. Они помчались по скалам, больше напоминая птиц, нежели животных, связанных законами гравитации. Их вел огромный самец с длинными закрученными рогами и бородой, который, убежав, невольно подсказал Борису, как добраться до вершины.
Русский ободрал все пальцы, карабкаясь по последним уступам, но в конце концов поднялся наверх и пробежал вдоль открытого участка, не поднимая головы. Силуэт человека отлично виден на фоне ясного голубого неба за многие мили. Он шел вдоль гребня, пока не добрался до небольших кустов, где и укрылся, спрятав голову под жесткими, колючими ветвями. Затаившись, Брусилов стал осматривать долину в бинокль.
С такой высоты Нил напоминал широкого, блестящего, изгибающегося змея. Поверхность воды у первой излучины была испещрена перекатами и каменными грядами. На противоположном берегу высились базальтовые скалы, прямые, но словно в беспорядке разбросанные тропическим тайфуном. Все дрожало и мерцало в полуденной жаре, а солнце падало на мир подобно топору палача, сокрушая зноем вселенную из красного камня.
Марево, висевшее в воздухе, дрожало в окулярах бинокля — Борис перевел взгляд на дорогу вдоль реки и осмотрел ее до места, где она скрывалась за излучиной. Там не было никого, ни малейшего признака присутствия человека. Значит, намеченные жертвы скрылись из виду. Русский никак не мог определить, как далеко продвинулись партизаны. Одно стало ясно — надо спешить, если он хочет выйти им наперерез с другой стороны горы.
В первый раз после того, как он отошел от реки, Борис немного попил из фляги. Жара и тяжелый подъем иссушили организм. В таких условиях человек, оставшись без воды, может умереть за считанные часы. Неудивительно, что здесь, в ущелье, так мало постоянных поселений.
Снова двинувшись в путь, Брусилов почувствовал себя куда лучше и принялся пересекать седловину горы. Она была меньше мили в ширину, и, сам того не ожидая, русский оказался в верхней точке скал на другой ее стороне. Еще один неосторожный шаг, и путник шагнул бы в пустоту, свалившись с высоты тысячи футов. И опять Борис двинулся вдоль хребта, пока не нашел подходящее место, чтобы осмотреть окрестности.
Река осталась такой же — широкая лента, полная вспененных белых порогов. Она текла навстречу охотнику, описав дугу. Дорога шла по ближайшему берегу, хотя ей и пришлось сделать небольшой крюк из-за отвесных круч и каменных игл, поднимавшихся из вод Нила.