Полет сокола - читать онлайн книгу. Автор: Уилбур Смит cтр.№ 97

— Да будет тебе известно, Моррис Зуга, твой родной отец, может быть, умирает без лекарств где-нибудь поблизости, а ты…

— Если старый черт сумел прожить здесь восемь лет, вряд ли он отдаст концы в ближайшие несколько дней. — Развязностью Зуга прикрывал раздражение.

С того дня, как в ущелье на слоновьей дороге он убил воина машона, отношения между братом и сестрой накалились до такой степени, что в редкие моменты общения обоим было трудно выдерживать приличный тон.

Частые и долгие отлучки Зуги из основного лагеря объяснялись не только его самоотверженной преданностью охоте и стремлением исследовать местность. Он находил, что вдалеке от сестры ему гораздо спокойнее. То восторженное настроение, в котором они, как двое детей рождественским утром, стояли на вершинах горных отрогов, ушло в небытие много месяцев назад.

Сидя в уединении у костра и слушая хохот и визги гиен над только что убитым слоном в ближайшем лесу, Зуга размышлял о том, почему столь разные люди, как он и Робин, с такими разными целями, жили до сих пор без серьезных разногласий, и пришел к выводу, что иначе как чудом этого не объяснишь. Все было слишком хорошо, чтобы длиться бесконечно, и теперь он спрашивал себя, чем это кончится. Надо было послушаться внутреннего голоса и отправить Робин обратно в Тете и Кейптаун под благовидным предлогом, так как путь столкновений, на который они, похоже, решительно встали, закончится катастрофой для всей экспедиции.

На следующий день он твердо решил, что так или иначе пора с сестрой расстаться. Ей в конце концов следует признать, что глава экспедиции — он и решения его окончательные. Если Робин это признает, то он может пойти на некоторые уступки, хотя поиск отца стоял в его списке приоритетов чуть ли не на последнем месте. Вероятно, всем, не исключая Фуллера Баллантайна, было бы лучше, если бы великий путешественник с верными носильщиками давно покоился в могиле.

При этой мысли Зуга ощутил укол совести. Он понял, что никогда не напишет этого даже на самых интимных страницах дневника и не сможет вслух сказать этого сестре. Но мысль не давала ему покоя. Он развел в ногах и за головой небольшие костры, чтобы растопить хрустящую морозную корочку, покрывающую траву и землю на рассвете, завернулся в одеяло и под рулады храпящего Яна Черута, чей бас профундо аккомпанировал визгливому сопрано стаи гиен, наконец уснул.

Придя к решению восстановить пошатнувшийся авторитет, Зуга морозной зарей выбрался из-под одеяла. Он решил ускоренным броском вернуться туда, где двенадцать дней назад оставил сестру с караваном. По его оценкам, до лагеря было километров шестьдесят или чуть меньше, и он двинулся в путь безжалостно быстрым шагом, не остановившись даже на полуденный привал.

Зуга намеренно устроил лагерь основной колонны под приметным копи, холмом-останцом, чьи каменные шпили были хорошо видны за много километров. Зуга назвал его «Маунт-Хэмпден» в память о том, как в детстве посетил этот замок.

Через некоторое время Зуга почувствовал что-то неладное. От подножия холма не поднимался дым, а они давно должны были его увидеть. Он оставил коптиться на полках чуть ли не тонну слоновьего мяса и, отправляясь в поход из лагеря, видел позади столб густого дыма еще долго после того, как вершины гор скрылись за деревьями в лесу.

— Дыма не видно! — сказал он Яну Черуту, и маленький готтентот кивнул.

— Я не хотел говорить этого первым.

— Мог ли Камачо забраться так далеко?

— Здесь, кроме португальца, есть и другие людоеды, — сказал сержант и по-птичьи вопросительно вздернул голову.

Зуга начал торопливо раздеваться для быстрого бега. Черут, не произнеся ни слова, последовал его примеру и протянул носильщикам брюки и все другие предметы, мешающие бегу.

— Следуйте за нами как можно быстрее! — велел им майор, выхватывая у Мэтью запасной кисет с порохом, и пустился бежать.

Ян Черут нагнал его, и они побежали плечом к плечу, как не раз бегали раньше. Таким манером они через несколько километров загоняли стадо слонов до изнеможения, и те останавливались как вкопанные. Вся неприязнь Зуги к сестре улетучилась, сменившись глубокой тревогой за нее. Ужасающие видения одно за другим вспыхивали у него в голове, ему представлялось, что лагерь разграблен, что на залитой кровью вытоптанной траве лежат изувеченные тела, пробитые пулями португальских ружей или пронзенные широкими лезвиями ассегаев — излюбленного оружия украшенных перьями воинов в юбках.

Зуга поймал себя на том, что молится за Робин, повторяя заученные с детства фразы, которыми с тех пор так редко пользовался. Он бессознательно бежал все быстрее и быстрее, пока не услышал у плеча протестующее пыхтение Яна Черута. Потом тот отстал, и Зуга во всю мочь помчался дальше один.

Майор добежал до подножия холма, опередив напарника на пару километров. Бросив взгляд на красный шар предзакатного солнца, он обогнул скалистое подножие холма, забрался на невысокую вершину и остановился, переводя дыхание. Его грудь вздымалась и опадала, пот ручьями струился по лицу и заливал бороду.

С колотящимся сердцем он оглядывал сверху тенистую лощину, где под деревьями мукуси оставил караван. От ужаса его тошнило. На месте лагеря не было никого, костры затянулись холодным черным пеплом, а крытые листьями односкатные шалаши уже приобрели угнетающий вид давно покинутого жилья. Все еще переводя дыхание, Зуга спустился по отлогому склону в заброшенный лагерь и в отчаянии осмотрелся, ища трупы. Но трупов не было, и ему пришла в голову мысль о работорговцах. Они могли угнать с собой их всех, и он содрогнулся от ужаса, представив, что вытерпела Робин.

Зуга первым делом подбежал к хижине сестры. В ней не осталось никаких ее следов. Он побежал к следующей хижине, потом еще к одной — все были пусты, но в последней он нашел тело. Завернутое в одеяло, оно лежало, скорчившись, на песчаном полу примитивного жилища. Одеяло было натянуто на голову и туго обернуто вокруг туловища.

Страшась обнаружить изуродованный труп сестры, молодой человек опустился на колени. Пот слепил глаза, он протянул руку, дрожавшую от ужаса и изнеможения, и осторожно потянул за складку серого одеяла, прикрывавшую голову.

Издав вопль ужаса, мертвец ожил и подскочил в воздух на полметра. Он что-то бессвязно бормотал, пытался сбросить одеяло и молотил во все стороны кулаками и пятками.

— Цербер! — Зуга прозвал так самого ленивого из носильщиков, тощего парня с волчьим аппетитом на мясо и куда меньшим рвением к любому занятию, требующему Физических усилий. — Что случилось? Где Номуса?

Цербер, немного успокоившись и оправившись от потрясения, передал вместо ответа короткую записку. Листок бумаги, вырванный из дневника Робин, был сложен пополам и запечатан каплей красного воска. Он гласил:

«Дорогой Зуга!

Я придерживаюсь мнения, что дальнейшее промедление нанесет серьезный ущерб интересам попечителей этой экспедиции.

Ввиду этого я приняла решение двигаться дальше со скоростью, которая позволит достичь наших целей до наступления сезона дождей.