Кружным путем - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Сигел cтр.№ 41

«Где Галина?»

Джоанна стукнула в дверь – раз, другой, третий. Через некоторое время появился Пуэнто. У него был такой вид, словно он тоже с радостью что-нибудь грохнул бы.

Джоанна потребовала сейчас же, немедленно, сию же секунду привести к ней няню.

Никакого ответа.

Тогда она попросила принести влажную тряпку. Изображала пантомимой, как протирает кожу ребенка. Но так и не могла решить, понял ее Пуэнто или нет. А если понял, есть ли ему до нее дело.

Судя по тому, как охранник захлопнул дверь перед ее носом, он не собирался ей помогать.

Однако через несколько минут Пуэнто вернулся. Он принес с собой грязную тряпку и швырнул ее в сторону Джоанны.

Она совершено забыла спросить agua, [36] но, к счастью, тряпка оказалась влажной. И Джоанна, стараясь не замечать, какая у дочери синюшная кожа и как она мелко подрагивает, совершила знакомый ритуал раскутывания, распеленовывания и протирания ребенка с головы до пят мокрой тканью. Точь-в-точь как это делала Галина.

– Все будет хорошо, – шептала Джоанна девочке. – Мы поедем домой, и ты увидишь папу. Тебе понравится Нью-Йорк. Там есть карусели, и зимой можно кататься на коньках. В зоопарке живут белые медведи, обезьяны и пингвины. Тебе понравятся пингвины – они очень смешно переваливаются.

Она качала дочь всю ночь напролет. Джоэль почти постоянно плакала, кричала и хрипела. И все же это были чудесные минуты общения с дочерью. Хотя и пугающие, когда девочка успокаивалась и ее дыхание становилось почти неслышным.

В какой-то момент, когда Джоэль была явно жива и чуть не разрывалась от крика, дверь отворилась и в комнату заглянул Пуэнто. Его лицо скривилось в угрожающей гримасе. Он держал неразлучный «Калашников» – Пол сказал, что так называется этот допотопный и ненадежный русский автомат. [37] И теперь направил дуло в голову Джоэль.

– Я ее заткну! Говоришь, что она больна? Так я обещаю, что заткну ее.

Он опустил оружие и захлопнул дверь.

Джоанне не следовало засыпать.

Она проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо.

Это была Галина.

Прежде всего Джоанна заметила отсутствие плача – стояла абсолютная, пугающая тишина. Джоэль больше не было с ней. Какое-то ужасное мгновение Джоанна думала, что девочка не пережила этой ночи. И Галина пришла сообщить, что ее тело унесли и похоронили в поле.

Она уже собиралась заплакать, когда увидела Джоэль.

Дочка мирно спала на руках Галины.

Она дышала лучше, правда, еще не свободно, но безусловно спокойнее.

– Я достала ей лекарство, – сказала колумбийка. – Капли. Antibioticos. Она должна поправиться.

Позже Джоанна поняла, что Галине пришлось проделать путь больше чем в сотню миль. Она зашла к знакомому врачу и подняла с постели аптекаря, чтобы тот дал ей лекарство.

«Она должна поправиться».

Эта фраза стала новой мантрой Джоанны.

Жар у Джоэль заметно спал, кашель стало легче сдерживать, и она перестала дрожать.

Галина смотрела, как Джоанна кормила девочку. И казалась какой-то странно оцепеневшей. Сначала Джоанна решила, что это из-за бессонной ночи. Но нет, здесь было нечто другое: она словно погрузилась в воспоминания.

«У меня была дочь», – сказала тогда няня.

– Галина, – позвала Джоанна.

Прошло не меньше минуты, прежде чем колумбийка вышла из забытья.

– Что?

– Ваша дочь… Что с ней случилось?

Галина повернулась и странно склонила голову, словно пытаясь расслышать что-то в соседней комнате. Или где-то далеко-далеко отсюда. И ответила:

– Ее убили.

– Убили? – Джоанна никак не ожидала такого слова. Умерла… это еще туда-сюда. Но убита?! – Извините. Это ужасно. Как это произошло?

Галина вздохнула, посмотрела на сохранившийся на стене след распятия и перекрестилась слегка дрожащей рукой.

– Риохас, – прошептала она. – Вы слышали о Мануэле Риохасе?

Галина наблюдала за матерью и ребенком.

Она думала:

«Пресвятая Мария, Матерь Божья!

На мгновение эта сцена стала похожа на фотографию на моем бюро. Выцветшую от времени, почти черно-белую, но внезапно ожившую. Да.

Это я. И она. Моя девочка.

Снова у меня на руках. И снова такая же маленькая.

Крошечка.

А была ли она такой крохотулькой? Была или нет?

Неужели я забыла?»

* * *

Клаудия.

Клау-ди-я.

Ее имя было похоже на песню. Крикни перед ужином на улицах Чапинеро или на лестнице их дома, когда она возвращалась с уроков, и в голосе сами собой появлялись распевные ритмы. И это не зависело от того, была ли Галина в тот момент благодушной или притворялась, что сердится на дочь, потому что та не сделала домашнее задание или опоздала на обед.

Хотя по-настоящему сердиться на нее было невозможно. Таким уж она уродилась ребенком. Даром Божьим. Случалось, она отлынивала от уроков, но училась на пятерки.

И к ужину иногда опаздывала. Но прибегала, запыхавшись, в меру раскаявшаяся, и начинала фонтанировать, рассказывая, какие потрясающие события случились с ней за день.

«Закрой свое радио и ешь», – говорила ей Галина.

А сама больше радовалась, слушая это «радио», чем просто наблюдая, как ест ее долговязая дочка.

Клаудия была из тех до странности понимающих детей, которые отличаются необыкновенной отзывчивостью к миру и его обитателям. Она не раздумывая делилась игрушками, даже после того, как соседка-сверстница оторвала ногу ее любимой кукле – тореадору Маноло.

Она затрепала до дыр слово «почему».

Почему то, почему это?

А Галина всегда считала, что в такой стране, как Колумбия, вопроса «почему» лучше избегать.

Но от судьбы не убежишь: Клаудия поступила в Национальный университет – разумеется, с отличием – и оказалась среди людей определенного круга. И там начала получать ответы на свои настойчиво-возмущенные вопросы: почему один процент населения Колумбии контролирует девяносто восемь процентов национальных богатств? Или почему все попытки борьбы с голодом и нищетой неизменно терпят крах? Или почему одни и те же люди занимают одни и те же посты в правительстве и постоянно разглагольствуют об одном и том же? Одним этим она поставила себя в ряд с теми, кто хотел изменить существующее в стране положение.