Так в милой беседе прошел ужин. За кофе я немножко запаниковала
– а вдруг он предложит сейчас поехать к нему, и я не смогу отказаться? Или
наоборот, сейчас мы распрощаемся, и больше я его никогда не увижу. Поразмыслив,
я решила, что предпочтительнее второй вариант. Все равно я буду страдать, а так
хотя бы сохраню лицо. А секс – Бог с ним! В моих отношениях с Максимом это не
главное.
На прощание он спросил:
– А все-таки, что ты почувствовала, когда заметила меня
там, у машины?
Хм-м, что я почувствовала? Если я начну ему рассказывать о
своих чувствах, ночи не хватит. Поэтому я просто сказала, что мне было очень
приятно его увидеть. Мы мило распрощались, поехать к нему он не предложил, но
что-то мне подсказывало, что это не последняя наша встреча.
Максим довез меня до дома и даже не поцеловал в машине, на
что я предпочла не обратить внимание. Было поздно, и дома все спали.
Скандал, который устроила мне утром сестрица по поводу
платья, превзошел все мои ожидания. Дождавшись ухода Славки, она ворвалась в
мою комнату, схватила платье, висевшее на стуле и начала орать.
Главное, все устроила эта маленькая негодяйка Дашка. Пока
матушка вчера на лестнице пялилась на меня в столбняке, Дашка, как истинная
дочь своей матери, успела заметить платье и мигом наябедала Аньке, едва та
перешагнула порог квартиры. Та еше стервоза растет!
В общем, сестра так орала и обзывалась, что даже мать не
выдержала и принялась ее урезонивать. Это не помогло, тогда я высказалась
из-под одеяла, что Анька – жлобиха, сама хочет выгнать меня из дому, чтобы
занять мою комнату, а сама жалеет такой ерунды, как платье, на один вечер.
– При чем тут комната? – непритворно удивилась
мать.
Мне все уже надоело, и я популярно посвятила ее в Анькины
планы: выдать меня замуж на сторону, мать переселить в мою комнату, а в
матушкиной, самой большой, устроить шикарную гостиную.
– Никогда в жизни я не выгоняла моих дочерей из
дома! – возмутилась мать. – Это твоя законная жилплощадь, как тебе
такое могло прийти в голову! Аня! – Но сестрица уже хлопнула дверью и
умотала на работу.
– Не притворяйся, что ничего не знала, – разозлилась
я.
Мать посмотрела со слезами и вышла. Похоже, на этот раз она
обиделась по-настоящему, даже забыла спросить, с кем же у меня вчера было
свидание.
В библиотеке опять с утра было столпотворение. Кроме
студентов, на нас обрушилось новое бедствие. Нине Адамовне вчера в коллекторе
пообещали, что привезут кучу новых книг, и теперь надо было срочно искать для
них место. Инвентаризацию мы начали проводить уже давно, так что книги, которые
не нужны, мы отобрать успели.
– Марина, – обратилась ко мне Нина
Адамовна, – Зоя пока справится на абонементе одна, а мы с вами перенесем
хотя бы эти книги вниз в подвал, в помещение архива. Я договорилась с
Владимиром Викентьевичем.
Владимир Викентьевич – это проректор по хозяйственной части,
Нина Адамовна его обожает.
– Что вы, Нина Адамовна, вам нельзя такое тяжелое, я
сама перенесу или вон ребята помогут. – Нашей старушке под семьдесят, и
хоть она бодрится, но возраст дает о себе знать.
– Ни в коем случае, никаких студентов, они там все
перепутают и помнут!
– Ну хорошо, хорошо, я сама два раза схожу.
Однако, когда я увидела, сколько книг мне предстоит
перетаскать, я поняла, что там и за четыре раза не управишься. Ладно, посмотрим
на месте. Я спустилась по узкой лесенке в подвал. Дверь в архив была открыта,
очевидно, Нина Адамовна уже была тут с утра. Снизу тянуло жуткой промозглой
сыростью. Странно, вроде бы в архиве хранят документы, а они не выносят влаги.
Я прошла между стойками, где хранились старые дипломы и рефераты, нашла
свободную полку и поставила свои книги. Где-то в дальнем конце помещения
послышался шорох. Я замерла на месте. Шорох тут же затих, но стоило мне сделать
шаг вперед, как он возобновился с прежней силой. Лоб покрылся испариной.
– Кто здесь? – окликнула я, как мне казалось,
громко и решительно, но на самом деле чуть слышным писком.
Ответом мне было гробовое молчание.
– Это мыши, – сказала я вслух самой себе, –
это всего лишь мыши. Или крысы. В архивах всегда водятся мыши и крысы. Даже
говорят так: «Крыса архивная».
Я представила себе большую усатую крысу и затряслась от
страха. Если увижу живую крысу – умру на месте. Я тихонько на цыпочках
пробежала к выходу, и вдруг в помещении погас свет. Сразу стало так холодно в
темноте. Да что же это такое! Нет, надо взять себя в руки. Ну, подумаешь, перебои
с электричеством. Это бывает, очень даже часто. Ничего страшного.
Так я уговаривала себя, но в действительности мне было
страшно, как никогда в жизни. Я чувствовала, что в архиве, кроме меня, еще
кто-то есть, и боялась его. Тихонько, стараясь не шуметь, я ощупью добралась до
двери, выскочила на лестницу, пронеслась по коридору и у самых дверей
библиотеки столкнулась с Шишиным.
– Доброе утро, Мариночка, вот я принес на замену
«Термодинамике», – он протягивал мне толстую книгу, обернутую белой
бумагой.
– Ох, Шишин, – я перевела дух, – замена
потом, ты говорил вчера, что будешь моим рабом, так идем сейчас в архив.
Он согласился. Нина Адамовна была занята и не заметила, как
я нагрузила Шишина книгами и повела в подвал. Дверь в архив была открыта, и
свет горел – обычные перебои, и что я так перетрусила? Мы прошли между
стойками, завернули за угол – что за черт, где моя полка с книгами? Очевидно, я
от страха забыла дорогу.
– Прости, пожалуйста, Шишин, мы свернули не туда, да
вот сейчас тут пролезем. Ну и катакомбы тут у них, черт ногу сломит! Пусти-ка
меня вперед!
Я протиснулась в узкую щель между стеллажами, споткнулась
обо что-то, облокотилась на стойку, и мне показалось, что свет перевернулся.
Пол заходил ходуном, я услышала крик Шишина, подняла голову и увидала, что
здоровенная металлическая стойка, вся забитая толстыми томами угрожающе
накренилась в мою сторону. Не в силах пошевелиться, я в ужасе смотрела, как она
падает, и в самый последний момент какая-то сила дернула меня назад. Я выронила
книги и упала на пол, стойка грохнулась, и здоровенная чугунная станина
пролетела в полуметре от моей головы. Дипломы высыпались и погребли нас с
Шишиным под собой.
Через пять минут, когда пыль улеглась, я немного очухалась.
Руки-ноги были целы, голова тоже. Рядом чихал Шишин, у него тоже все было цело,
даже очки.
– Шишин, – спросила я, отбрасывая папки, –
это ты меня назад дернул?
– Ну я.
– Так, выходит, Шишин, ты мою жизнь спас?
– И свою, между прочим, тоже.
– Шишин, миленький, дай я тебя поцелую.
– Лучше билет читательский поскорее выпишите.