Я еще раз оглядела Алика, вроде бы он в порядке, можно его
оставить и лететь наконец на работу, а то попадет от Нины Адамовны. И вообще,
зачем я с ним вожусь? Он явно себе на уме, только вот хамства не может
переносить, просто больной делается. В наше время это очень неудобная черта
характера, потому что хамства кругом навалом. Я, например, тоже не люблю
хамства, но становлюсь, наоборот, очень агрессивной, могу в ответ обругать или
даже стукнуть.
На работе Нина Адамовна посмотрела на меня с тихой укоризной
и ничего не сказала. Я устыдилась и два часа помогала ей разбираться с новыми
поступлениями. Пришел Шишин, похвастался, что сдал все зачеты чуть ли не раньше
срока, это, конечно, по зимней сессии, но все равно, для Шишина это большой
прогресс. По этому случаю он преподнес Нине Адамовне букет цветов, а мне –
коробку конфет. Зойке он тоже оставил пакет, предусмотрительно завернутый в
веселенькую оберточную бумагу с зайчиками и слониками, сказал, что это от его
мамы. Я, разумеется, сразу заподозрила, что в пакете находится пресловутая
«Техника современного секса», но при Нине Адамовне не стала поднимать этот
вопрос.
Мы попили чайку с шишинскими конфетами, причем сам Шишин
съел половину коробки, потом Нина Адамовна ушла, а мы с Шишиным закрыли
библиотеку и побрели потихонечку к метро. Домой с сумками я уже не спешила,
потому что матушка обещала с сегодняшнего дня заступить на хозяйственную вахту.
В вагоне народу было порядочно. Нас с Шишиным прижало друг к
другу, было неудобно, но это дело привычное. Я ощущала смутное беспокойство,
казалось, кто-то смотрит в спину тяжелым взглядом. Попыталась повернуть голову,
мне удалось это сделать только после «Невского», когда одни люди уже вышли, а
другие еще не успели войти. Вон тот человек в кепочке. Что-то знакомое было в
повороте головы и наклоне плеч, что-то смутно напомнило мне Максима… Черт, он
мне уже мерещится, как тогда, два года назад, когда он уехал в Москву. Но ведь
теперь-то все по-другому, ведь я сама вчера выбежала из той квартиры, где
остался он, выбежала с твердой мыслью больше никогда с Максимом не встречаться.
Я вспомнила, какое неприятное чувство испытала вчера рядом с ним, как он был
груб, нетерпелив… Неужели и раньше так было? А я ничего не замечала.
Избитая фраза, но верная – любовь слепа. В моем случае
любовь была еще и глупа.
– Мариночка, что с вами? – тормошил меня
Шишин. – Вы такая бледная, вам нехорошо?
– Это от духоты, пройдет.
Но заботливый Шишин доехал со мной до моей остановки и
проводил до самого дома, где сдал с рук на руки матушке. Матушка немного
обалдела, увидев меня под руку с лохматым и очкастым Шишиным, но быстро взяла
себя в руки и пригласила его в дом. Шишин вежливо отказался и ушел.
– Маринка, ты же говорила, что он толстый и волосы
прямые? А он даже совсем худой и лохматый.
– Да это и не тот вовсе. Здравствуй, мам, что,
Валентина наконец выпустила тебя из своих когтей?
– Ох, Маринка, хуже всего было потом соки пить. Видеть
их больше не могу!
– Ты считаешь, у тебя здоровья прибавилось? По внешнему
виду не скажешь.
– Хоть бы хорошее что сказала. Ну, и как вы тут без
меня управились?
– Как видишь, грязью не заросли и с голоду не померли.
– А кто готовил?
– Угадай!
– Конечно, ты. Ну и зря. Я хотела, чтобы Аня наконец
занялась семьей.
– Ну ты же знаешь, Анька умеет устроиться за чужой
счет!
– Да, наверное, я ее неправильно воспитывала, и тебя
тоже неправильно.
Я засмеялась и обняла ее.
– Мам, это у тебя от голода настроение плохое. Давай
чайку попьем, все пройдет. Вечером Дашку привезут, а где Лолита?
– Она в Дашкиной комнате на всех дуется.
– Лолитка, ты что? Бабушка же вернулась!
Лолита сменила гнев на милость, и они с матушкой помирились.
А когда я рассказала про наши с Лолитой мытарства с лапой, матушка расстроилась
чуть не до слез, ей было неудобно, что она бросила нас на неделю. Мне было ее
ужасно жалко – бледная, с запавшими щеками, каким-то усохшим личиком. Сволочь
все-таки эта Валентина Михайловна!
Аркадий Петрович Лифарев вызвал служебную машину и по
привычке сразу же спустился к подъезду, чтобы дождаться ее на улице. На душе у
него вот уже несколько дней было неспокойно. Все дело было в убийстве
Подрезова. Пронырливый журналист приходил к нему один раз, напрашивался на
интервью, Лифарев выставил его вон, он не хотел отвечать на скользкие вопросы
по поводу Северных очистных сооружений. Строительство обещало быть очень
интересным лично для Лифарева – большие деньги давал город, еще больше –
норвежский инвестор. Все было задумано отлично: Лифарев в своем экологическом
комитете давал зеленую улицу на уровне города, наверху все было тип-топ, но тут
случилось убийство Подрезова. Журналисты прямо сбесились, орут по ящику про
мафию, он, Лифарев, точно знает, что тут ни при чем, но ведь менты начнут
копать и проверять всех. Нет, убийство Подрезова скверно пахло. Да еще вчера
этот случай во дворе дома, где будут строить гаражи. Ему совершенно не нужна
скандальная известность!
За этими размышлениями Лифарев незаметно спустился по
лестнице (лифтом он предпочитал не пользоваться), вышел на улицу. Как ни
странно, машина уже поджидала его, задняя дверца была чуть приоткрыта.
Подсознание Лифарева отметило эти непривычные детали – и то, что машина пришла
раньше, чем обычно, и то, что шофер не вышел из нее, чтобы открыть перед ним
дверь, – но Лифарев был так занят своими мыслями, что не обратил внимание
на эти сигналы.
Он сел на заднее сиденье, захлопнул дверцу.
– Сергей выходной? – механически осведомился он у
водителя, не увидев перед собой привычного стриженого затылка.
Тот кивнул, не поворачивая головы. Еше десять-пятнадцать
минут Аркадий Петрович, погруженный в неприятные мысли, не обращал внимания на
окружающее, но потом вздрогнул и огляделся. Они ехали совсем не там, где
следовало: перед ним разворачивалась лента пустынного шоссе, мимо пролетали
редкие домики пригородных старожилов и навороченные коттеджи «новых русских».
– Стой! – крикнул Лифарев. – Ты куда меня
завез? Какого дьявола происходит?
– Так ближе, – ответил водитель, не поворачиваясь
и прибавляя скорость.
– Куда ближе? Одурел ты, что ли?
– Куда надо, туда и ближе. Лифарев покрылся холодным
потом.
Его кто-то заказал. Или он перешел дорогу кому-то из
могущественных криминальных авторитетов. Так или иначе – это смерть.
Сопротивляться? Попробовать напасть сзади на шофера? Но они едут на такой
скорости, что машина неминуемо разобьется. Потом, это наверняка опытный киллер,
а у Аркадия Петровича руки от страха стали ватными…
Машина свернула с шоссе, проехала какое-то время по лесной
дороге и остановилась на обрывистом берегу маленького озера с темной торфяной
водой. Водитель заглушил мотор и повернулся. Лифарев узнал, кто это. Его
возмущению и растерянности не было границ.