Греховные радости - читать онлайн книгу. Автор: Пенни Винченци cтр.№ 115

Дорогой Чарльз!

Какой милый, очаровательный, неожиданный и дорогой подарок! Я очень рада ему и рада, что ты обо мне помнишь.

Обязательно на крестины одену в него малыша (кстати, я совершенно уверена, что это будет мальчик).

Если не возражаешь, пришлю тебе фотографию крестин, чтобы ты видел, что твоим подарком воспользовались.

Спасибо тебе.

С любовью,

Вирджиния Кеитерхэм.

Больше никогда в жизни он не получал от нее ни весточки.

Малыш, 1983

Уверенность в себе и доверие со стороны других — мощные союзники. Они приходят за успехом и следуют в его струе. Они придают авторитетность, помогают принимать решения, награждают своего обладателя духовной и физической жизнестойкостью, ясностью и четкостью мышления. Те, у кого есть эти качества, как правило, обладают также и обаянием, хваткой в делах, способностью убеждать, доказывать, настаивать на своем; им не остается почти ничего другого, кроме как побеждать.

В то лето 1983 года каждому в «Прэгерсе» было очевидно, что Малыш лишился всякого доверия и всякой уверенности в себе.

Он и сам понимал, что запутался и постоянно делает не то; он наблюдал за собой и приходил в смятение и ужас, видя, как, двигаясь словно на ощупь, он переходит с одного совещания на другое, на каждом из них отчаянно стараясь произвести впечатление, что-то предложить, продемонстрировать глубокомыслие и творческий подход, и как преуспевает он только в промахах, в том, что неизменно глупо выглядит, что его постоянно обходят и что ему без конца приходится занимать по отношению к отцу оборонительную позицию. Фред III нисколько не утратил ни доверия, ни уверенности в себе; напротив, значительно прибавил и того и другого; и теперь, вернувшись — по прошествии времени, которое он бодро всем характеризовал как не жизнь, а сущий ад, — в привычную для себя обитель, в высокое здание из песчаника на Пайн-стрит, вовсю использовал этот наилучший из всех когда-либо представлявшихся ему случаев.

Всего за полгода — правда, поначалу под предлогом болезни Малыша — он сумел заново восстановиться в прежнем своем качестве председателя правления банка и прочно окопаться в нем; старшие партнеры, обуреваемые смешанными чувствами, беспомощно наблюдали за тем, как он снова подгребает под себя отдел за отделом, посредничает при осуществлении самых крупных слияний, отменяет сделанные другими распоряжения о капиталовложениях, настаивает на различных гарантиях независимо от того, соглашаются маклеры с его мнением или нет, играет и на повышение, и на понижение учетных ставок, доказывая тем самым, что нисколько не потерял своего биржевого чутья… Кроме того, Фред III сумел лично поспособствовать успешному завершению двух наиболее крупномасштабных выкупов контрольных пакетов акций, которые удалось осуществить за это время при посредстве кредитов банка.

Младшие партнеры были просто вне себя; продвинувшись при Малыше, привыкнув к определенной степени свободы в ведении дел, они вдруг обнаружили, что оказались, по сути, низведены до положения клерков — пусть даже и таких, которых хвалят и превозносят, — а обнаружив это, принялись навязываться на мучительные беседы со старшими партнерами, жалуясь им и высказывая свои сомнения. Старшие партнеры, которым приходилось видеть подобное и раньше (и которые, кроме того, с отчаянием и восхищением наблюдали, как возвращение Фреда III привнесло в деятельность банка энергию и целеустремленность, деловой кругозор и хватку, в немалой мере усилило его активность), отвечали своим младшим коллегам, что те понапрасну только тратят время на пустые разговоры, а впрочем, если у них есть такое желание, пусть они сами поговорят со стариком.

Малыш вернулся в банк перед самым Рождеством; он горел нетерпением опять заняться делами, но наряду с чувством облегчения оттого, что он снова на работе, испытывал мучительные страхи и подозрения — кстати сказать, не столь уж неестественные в этих обстоятельствах. Он оказался прав: почти двадцать лет ушло у него на то, чтобы создать для себя в «Прэгерсе» определенное место и положение, а какие-то двадцать секунд сердечного приступа, похоже, почти напрочь лишили его и того и другого. Нескольких дней хватило, чтобы Малыш совершенно упал духом: члены правления в личных беседах разъяснили, что отец явно вознамерился отрезать ему яйца.

Даже отношения с Энджи стали теперь менее стабильными, чем прежде. На протяжении всей их долгой вынужденной разлуки Малыш цеплялся за саму мысль о ней как за спасительную соломинку. Надо сказать, что всякие контакты между ними отсутствовали полностью, он не мог ни позвонить Энджи, ни даже написать ей. Пока Малыш восстанавливал силы после болезни, его семья жила в Бичезе, и Мэри Роуз сама каждый день отправляла оттуда все письма; он неоднократно пытался улучить момент и, оказавшись вне поля зрения супруги, попросить Бомонта опустить письмо. Однако Мэри Роуз следила за ним очень тщательно.

Но вот наконец он снова очутился в Нью-Йорке, Мэри Роуз вернулась к своей работе внештатного редактора издательства «Даблдэй», и тогда-то Малыш и получил возможность позвонить Энджи; она обрадовалась этому звонку, что доставило Малышу удовольствие, и сказала, что прилетит с ближайшим же «конкордом». Но в ответ услышала мрачное:

— Бесполезно. Я все еще под замком. Она звонит мне по нескольку раз в день, и если меня нет дома, то расспрашивает горничную, когда именно я ушел и куда.

— Соври что-нибудь горничной.

— Дорогая, не могу. То есть могу, конечно, но ты себе не представляешь, каким меня сейчас подвергают перекрестным допросам и как часто. Мэри Роуз каждый день в обед приходит домой, вечерами она возвращается рано. По-моему, нам придется подождать, пока я не выйду опять на работу.

— Малыш, все это время я тебя ждала. — Голос Энджи стал колючим. — Я начинаю думать, что ты просто не хочешь меня видеть.

— Господи, Энджи, если бы ты только знала! Я страшно хочу тебя видеть, больше всего на свете. Потерпи, пожалуйста. Зато потом у нас будет такое воссоединение старых друзей, какого в жизни еще не бывало!

— Надеюсь, — бросила Энджи.

Воссоединение старых друзей, когда оно произошло, оказалось менее чем удовлетворительным. Они встретились в квартире в Гринвич-Виллидж; Энджи выглядела похудевшей, почти изможденной («Я по тебе так скучала», — объяснила она) и немного чересчур раздражительной, что было на нее не похоже. Разумеется, норов у нее был всегда, но обычно она приберегала его для каких-то серьезных случаев, а в повседневной жизни держала себя очень ровно. Ее раздражительность выбила Малыша из равновесия. Он занервничал; а кроме того, он боялся перенапряжения, что было теперь совершенно естественно; в совокупности это привело к тому, что в постели он показал себя далеко не с лучшей стороны; Энджи вела себя с ним мило и с пониманием, однако ни один из них не в силах был сделать вид, будто они пережили ураган или хотя бы слабое дуновение страсти; Малыш погрустнел и еще больше упал духом.