Большое зло и мелкие пакости - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Устинова cтр.№ 72

Встретить бы этого недоумка Дарвина, подумал Потапов с неожиданной злобой, дать бы ему по шее. Все беды от него. Он заставил хомо сапиенс поверить в то, что человеческая особь — всего лишь часть биологии, доступная, понятная, раскладываемая на составляющие.

Какие там составляющие! Как понять, что именно он только что сказал не так?

— Мань, ложись на свой улучшенный диван, — приказал Потапов, решив, что ни до чего хорошего все равно не додумается, — а я пойду почитаю. У меня полно работы на вечер.

И тут в дверь снова позвонили. Они вздрогнули, как школьники, застуканные в подъезде рано вернувшейся мамашей.

— Что такое? — прошептала Маруся, заливаясь нездоровой зеленью. — Может, это твои родственники вернулись?

— Вряд ли, — сказал Потапов и пошел в прихожую.

На этот раз голос был один. Мужской, совсем незнакомый.

Может, приехал этот, как его назвал Потапов?.. Инспектор Дрейтон, вот так.

— Проходи, — сказал Потапов у самой двери, и в комнату, неловко озираясь, вошел Вовка Сидорин.

— Привет, Мань, — поздоровался он, увидев на диване Марусю. — Я не знал, что Митька… у тебя.

* * *

Капитан Никоненко открыл дверь своей машины, намереваясь выйти наружу, как раз в тот момент, когда доктор Сидорин, сверяя по бумажке адрес, подошел к подъезду. Капитан засек его только в последний момент.

Вот тебе раз, подумал Никоненко словами участкового уполномоченного Анискина. Тебе-то чего здесь надо?

Что бы ни было надо доктору Сидорину в доме потерпевшей Сурковой, допускать свидания наедине было нельзя. Если бы капитан был готов к такому повороту событий, может, никакое дальнейшее расследование и не понадобилось бы. Если милый доктор пришел доделывать свое дело, уже дважды не доведенное до конца, капитан взял бы его с поличным, и дело с концом.

Однако подготовительные мероприятия проведены не были, и у Никоненко оставалась только одна возможность — зайти в квартиру вместе с ним.

Посмотрим, понюхаем, понаблюдаем.

Он отставал от Сидорина только на один пролет, не спеша себя обнаруживать. Сидорин позвонил, дверь открылась, и капитан услышал голос Потапова Дмитрия Юрьевича, сказавший:

— Привет, Вовка.

Потапов? Он и вправду живет у Сурковой?!

Была некоторая пауза, очевидно, Сидорин к встрече с Потаповым готов не был.

Потом Сидорин пробормотал что-то маловразумительное, и дверь захлопнулась.

Капитан не знал, что делать. Он грыз ноготь, чувствуя локтем пистолет. Посидеть в машине, ожидая продолжения? Или к концу ожидания он получит два трупа — федерального министра и его подружки-одноклассницы? Брать квартиру штурмом, так и не дав Потапову возможности выяснить, зачем пришел Сидорин? Если министру удастся это выяснить, Никоненко все узнает, он был совершенно уверен. Недаром министр Потапов с самого начала показался ему непохожим на всех остальных министров.

Позвонить шефу? Сказать, что в квартиру Сурковой только что пришел Сидорин и он, капитан Никоненко, совершенно растерялся?

Черт побери.

Он выскочил из подъезда и побежал вдоль дома, считая окна. Свет в квартире горел, но что происходит внутри, видно не было. Шторы были плотные, и никакие тени по ним не бродили. Вечерний мартовский двор был оживленным и шумным, поэтому никаких звуков капитан тоже не слышал.

Постояв под окном, он ринулся обратно в подъезд, взбежал наверх и, сдерживая дыхание, сунул ухо в дверь квартиры.

Из этой позиции тоже ничего не было слышно.

Зачем пришел Сидорин? По его словам, он никогда не дружил с Сурковой. Она была никакая. Тамара, и та была интереснее, так он сказал. Что ему может понадобиться от нее пятнадцать лет спустя, если он не собирается ее убивать? А если собирается, значит, ему придется убить и Потапова, который случайно оказался у него на пути.

Никоненко посмотрел на часы. Прошло двенадцать минут.

По лестнице кто-то шел, тяжело ступая, и нужно было срочно отлеплять ухо от дверной щели. Как раз в эту секунду за дверью произошло какое-то движение, капитан отпрыгнул в сторону, в жидкую темноту лестницы, над которой болталась на шнуре разбитая лампочка. Дверь открылась. Никоненко сдержанно дышал на лестнице.

— …только не завтра. До завтра я не успею, — сказал голос Потапова.

— Спасибо, Мить, — проговорил Сидорин растерянно. В лестничном пролете Никоненко видел его светлую куртку, — а Мане, если что-нибудь понадобится, в смысле консультации, я готов… всегда…

— Да, — согласился Потапов. Даже невидимый, он излучал энергию и уверенность в себе, как радиоактивный элемент — рентгеновские лучи. И как это у него получалось?

Кажется, Сидорин тоже попал под это излучение, потому что вдруг приободрился и сказал довольно громко:

— Спасибо тебе.

— Пока не за что, — ответил Потапов, и дверь снова противно проскрипела, закрываясь.

Суркову Никоненко не слышал.

Следом за Сидориным он спустился во двор и проводил его до соседнего переулка, в котором был вход в метро. Светлая куртка нырнула в раззявленную пасть перехода, и Никоненко остановился.

Нужно вернуться и поговорить с Потаповым и Сурковой. Зачем приходил Сидорин? Какой он мог выдумать предлог? За что он благодарил Потапова? О чем его просил? Он не мог знать, что застанет там Потапова, поскольку ни с ним, ни с Сурковой никогда не общался и тем более не дружил.

Или не спешить? Дождаться, когда министр сам позвонит ему и расскажет?

Он свернул по растаявшей тропинке к дому Сурковой. Было так тепло, что даже в пол-одиннадцатого вода продолжала бодро капать с крыши. Тяжелые капли время от времени падали капитану за шиворот и на макушку.

Они с Бураном очень любили весну. Буран ошалело гавкал на грачей и пил воду из всех снеговых луж, которые только попадались ему на пути, хотя в другое время года никогда этого не делал — брезговал. Шерсть сваливалась в сырой грязно-желтый валенок, и Буран становился похож на приблудную корову-недомерка. Игорь по весне непременно втюхивался в какой-нибудь более или менее бессмысленный роман, обретал внутреннюю свободу и небывалый размах мысли, к лету постепенно сходившие на нет.

Нога съехала с дорожки и по щиколотку увязла в ледяной каше, ботинок промок моментально и безнадежно. Капитан выругался, отчаянно топая и скользя по дорожке, как будто его топанье могло высушить насквозь мокрый ботинок.

Что-то вдруг насторожило его, и он замер, так и не опустив ногу на лед, как Буран, почуявший за забором незнакомую собаку.