Большое зло и мелкие пакости - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Устинова cтр.№ 54

Почему происшествие развивалось как будто двумя параллельными линиями — внутри школы и снаружи? Записки имеют отношение к выстрелу или не имеют никакого? Что за спешка, почему стрелок решился прийти в больницу, где всегда, даже по ночам, есть люди? Как он собирался ее убить? Снова стрелять? Вряд ли. Какая-нибудь отрава, подмешанная в капельницу? Слишком сложно.

Или не сложно?

Остались еще Дина Больц-Лескова и Евгений Первушин — из тех, что были в момент выстрела у ворот. А потом — все по новой.

Наша песня хороша, начинай сначала.

* * *

Дина и вправду оказалась необыкновенной. Правда, в сидоринский экстаз Никоненко не впал, но смотрел на нее с удовольствием.

Она была легкая, порывистая, глаза блестели, зубы сверкали, каблучки цокали. Она и дома ходила на каблуках.

— Как там Потапов? — спросила она, когда капитан устроился в кресле. Кресел капитан не любил. Во-первых, потому, что из них невозможно было поднять себя красиво, элегантно и с достоинством, а не животом вперед, подтягивая ноги, а во-вторых, потому, что в креслах он немедленно начинал засыпать и плохо слушал.

— Дмитрий Юрьевич чувствует себя хорошо, — объявил “Анискин”, — а что?

— Нет, ничего, — Дина улыбнулась, сверкнули зубы. Никоненко показалось, что они бриллиантовые — такая была улыбка, — просто, наверное, ему не слишком весело. Трудно нормально жить, когда в тебя стреляют. Хотите кофе?

За день капитан выпил столько разнообразного кофе, что даже думать о нем было противно. Тем не менее он согласился, изобразив удовольствие.

Пока она варила кофе, он огляделся. Квартира была шикарной и новой. Никаких латунных стремянок, темного дуба и золотых бомбошек. Сплошь белые стены, однотонные ковры, ультрамодные торшеры, как будто изогнутые в предсмертных судорогах, низкие кресла и авангардные картины.

Очень современно, очень дорого, очень стильно.

Через день в такой квартире Никоненко выл бы волком или, на худой конец, принял форму сведенного судорогой торшера.

Небось у той, другой красотки, точно такая же.

В желудке опять плеснула смола.

— Вы одна живете? — спросил капитан, когда Дина влетела в комнату с подносом. На подносе был кофейник и две чашки. Ни пирогов, ни колбасы, ни бумажных кружевных салфеток.

— С мамой и с сыном. С мужем мы разошлись в молодости, а сейчас опять собираемся жить вместе. Мы тогда были нетерпеливые, молодые, а теперь он понял, что ему нужна семья. И я не возражаю. Сережка вырос, ему нужен отец.

Никоненко согласно покивал.

Кофе был очень густой и крепкий, как смола, заполнившая его желудок. Он хлебнул еще смолы и спросил:

— Вы часто ходите на школьные встречи?

— Ну что вы! Конечно, нет! Мне не хочется, да и времени мало. Зачем? Столько лет прошло.

— Но в этот раз все-таки пошли.

Она засмеялась, тряхнув короткими тугими кудрями.

— От скуки, Игорь Владимирович. Муж забрал сына, и мне совершенно нечем было заняться. Я вспомнила про приглашение и пошла.

В объяснении, произнесенном довольно бойко, была какая-то принужденность, замеченная капитаном.

Нет. Дело не только в скуке.

— Вы приехали вовремя?

— Почти, — она опять улыбнулась бриллиантовой улыбкой, — я вообще-то всегда опаздываю. Это ужасно, но я ничего не могу с собой поделать.

Она знала о своих недостатках, любила их и сама себе прощала. Мария Суркова о том, что опоздала, говорила виновато, как будто она была школьницей, а капитан завучем.

Замечательно.

— Во время торжественной части вы были в зале?

— Я чуть от скуки не умерла во время этой торжественной части, честное слово! Я даже пожалела, что приехала. Я думала, мы просто поговорим с ребятами, вспомним что-нибудь интересное и приятное, а нас всех засадили в зал и заставили слушать каких-то кретинов. Только Потапов и был ничего. По крайней мере, говорил он хорошо.

Дело вовсе не в том, что он хорошо говорил, подумал Никоненко. Дело в том, что он — “сам Потапов”, а не какие-то зачуханные тетки вроде директрисы и председательши районе.

— Что было после торжественной части?

— Банкет! — объявила Дина и засмеялась. — Слава богу, я Вовку Сидорина увидела и подошла к нему. С ним тоже было довольно скучно, но он хотя бы свой.

— Вы с ним дружите?

— С Сидориным? — переспросила Дина с удивлением и посмотрела на капитана проницательно. — Нет, конечно. Он в меня всю жизнь влюблен. И сейчас влюблен. Вы разве не знаете?

— Знаю, — согласился Никоненко, — а что? Это всем известно?

— Ну конечно! — сказал она уверенно. — Это всегда было всем известно. Ничего тут такого нет. Он даже карьеру из-за меня бросил, — добавила она с жалостью, — такой хороший мальчик, а так и не состоялся. Жаль.

— Жаль, — согласился Никоненко.

Владимир Сидорин состоялся целиком и полностью, только он сам еще об этом не знает.

— С Потаповым вы разговаривали?

— Конечно. Там больше не с кем было поговорить. Не с Сидориным же! Тот вообще в моем присутствии говорить не может. Знаете, в десятом классе мы так развлекались — он выходил к доске, я начинала на него смотреть, и он замолкал. Он больше не мог произнести ни слова, молчал, сопел и получал двойку. Кино.

— О чем вы разговаривали?

— Да ни о чем. О чем можно говорить с бывшим одноклассником? Вспоминали, как он меня у Пушкинского музея ждал, а я опоздала. Он мерз, мерз, а потом музей закрылся, и он домой пошел. Букетик у него замерз. Господи, это все так смешно!

— Очень смешно, — подтвердил Никоненко, — больше ни о чем не было речи? Только о том, как он вас ждал?

— Договорились встретиться, — сообщила Дина и быстро взглянула на капитана, — созвониться и встретиться в более… спокойной обстановке.

Устоять передо мной невозможно — вот что означали все эти истории. Захоти я, и ты тоже не устоишь. Будешь молчать, как Сидорин, или мерзнуть, как Потапов. Только я тебя не хочу. Ты кто? Милицейский капитан, крайне низко организованное существо в мятых брюках и дешевых ботинках. Ты мне не интересен. Можешь пока просто посмотреть на меня, раз уж мне приходится вести с тобой какие-то разговоры.

— Вы раньше не встречались с Потаповым?

— Нет. На десятилетии он не был, а я была только в этот раз и тогда, на десятилетии.