Устроив эту триумфальную башню из игрушек и налюбовавшись ею
всласть, мальчик снова вернулся к елке. Его уже давно тревожил один очень
большой, облитый розовым сахаром пряник, повешенный совсем невысоко на желтой
гарусной нитке. Красота этого звездообразного пряника с дыркой посредине
вызывала непреодолимое желание съесть его как можно скорее.
Не видя большой беды в том, что на елке будет одним пряником
меньше, Павлик отцепил его от ветки и сунул в рот. Он откусил порядочный кусок,
но, к удивлению своему, заметил, что пряник вовсе не такой вкусный, как можно
было подумать. Больше того, пряник был просто отвратительный: тугой, житный,
несладкий, с сильным запахом патоки. А ведь по внешнему виду можно было
подумать, что именно такими пряниками питаются белоснежные рождественские
ангелы, поющие на небе по нотам.
Павлик с отвращением повесил обратно на ветку надкушенный
пряник. Было очевидно, что это какое-то недоразумение. Вероятно, в магазине
случайно положили негодный пряник.
Тут Павлик заметил другой пряник, еще более красивый,
облитый голубым сахаром. Он висел довольно высоко, и пришлось подставить стул.
Не снимая пряника с ветки, мальчик откусил угол и тотчас его выплюнул – до того
неприятен оказался и этот пряник.
Но трудно было примириться с мыслью, что все остальные
пряники тоже никуда не годятся.
Павлик решил перепробовать все пряники, сколько их ни висело
на елке. И он принялся за дело. Высунув набок язык, кряхтя и сопя, мальчик
перетаскивал тяжелый стул вокруг елки, взбирался на него, надкусывал пряник,
убеждался, что дрянь, слезал и тащил стул дальше.
Вскоре все пряники оказались перепробованными, кроме двух –
под самым потолком, куда невозможно было добраться. Павлик долго стоял в
раздумье, задрав голову. Пряники манили его своей недостижимой и потому столь
желанной красотой.
Мальчик не сомневался, что уж эти-то пряники его не обманут.
Он подумывал уже, как бы поставить стул на стол и оттуда попытаться достать их.
Но в это время послышался свежий шелест праздничного платья,
и тетя, сияя улыбкой, заглянула в гостиную:
– А-а, наш рожденник встал раньше всех! Что ты здесь
делаешь?
– Гуляю коло елочки, – скромно ответил Павлик, глядя на тетю
доверчивыми, правдивыми глазами благовоспитанного ребенка.
– Ах ты, моя рыбка ненаглядная! Коло! Не коло, а около.
Когда ты отвыкнешь наконец от этого! Ну, поздравляю, поздравляю!
И мальчик очутился в горячих, душистых и нежных объятиях
тети.
А из кухни торопилась красная от конфуза Дуня, держа перед
собой хрупкую голубую чашку с золотой надписью: «С днем ангела».
Так начался этот веселый день, которому суждено было
закончиться совершенно неожиданным и страшным образом.
Вечером к Павлику привели гостей – мальчиков и девочек. Все
они были такие маленькие, что Петя считал ниже своего достоинства не то что
играть с ними, но даже разговаривать.
Чувствуя на сердце необъятную тоску и тяжесть, Петя сидел в
темной детской на подоконнике и смотрел в нарядно замерзшее окно, где среди
ледяных папоротников мерцал золотой орех уличного фонаря.
Зловещее предчувствие омрачало Петину душу.
А из гостиной струился жаркий, трескучий свет елки, пылающей
костром свечей и золотого дождя. Слышались подмывающие звуки фортепьяно. Это
отец, расправив фалды сюртука и гремя крахмальными манжетами, нажаривал
семинарскую польку. Множество крепких детских ножек бестолково топало вокруг
елки.
– Ничего, терпи, казак, – сказала тетя, проходя мимо Пети. –
Не завидуй. И на твоей улице будет праздник.
– А, тетя, вы совсем ничего не понимаете! – жалобно сказал
мальчик. – Идите себе.
Но вот наступил желанный миг раздачи орехов и пряников. Дети
обступили елку и, став на цыпочки, потянулись к пряникам, сияющим, как ордена.
Елка зашаталась, зашумели цепи.
И вдруг раздался звонкий, испуганный голосок:
– Ой, смотрите, у меня надкусанный пряник!
– Ой, и у меня!
– У меня – два, и все объеденные…
– Э! – сказал кто-то разочарованно. – Они уж вовсе не такие
новые. Их уже один раз кушали.
Тетя стояла красная до корней волос среди надкусанных
пряников, протянутых к ней со всех сторон.
Наконец ее глаза остановились на Павлике:
– Это ты сделал, скверный мальчишка?
– Я, тетечка, их только чуть-чуть хотел попробовать, –
сказал Павлик, невинно глядя на разгневанную тетю широко открытыми, янтарными
от елки глазами. И прибавил со вздохом: – Я думал, они вкусные, а они,
оказывается, только для гостей.
– Замолчишь ли ты, сорванец? – закричала тетя, всплеснув
руками, и бросилась к буфету, где, к счастью, оставалось еще много лакомств.
Все обиженные тотчас были удовлетворены, и скандал замяли.
Скоро сонных гостей стали уносить по домам. Праздник
кончился. Павлик занялся приведением своих сокровищ в порядок.
В это время в дверях детской таинственно появилась Дуня и
поманила Петю.
– Паныч, вас на черной лестнице дожидается той скаженный
Гаврик, – прошептала она, оглядываясь.
Петя бросился на кухню.
Гаврик сидел на высоком подоконнике черного хода,
прислонившись плечом к ледяному окну, игравшему синими искрами месяца. Из
башлыка блестели маленькие злые глаза. Мальчик тяжело сопел.
В первый миг Петя подумал, что Гаврик пришел за долгом. Он
уже приготовился рассказать о несчастье, постигшем их с дедушкиными пуговицами,
и дать честное благородное слово, что не позже как через два дня расквитается.
Но Гаврик торопливо вытащил из-за пазухи ватной кофты четыре хорошо знакомых
мешочка и сунул их Пете.
– Сховай, и будем с тобой в расчете, – тихо и твердо сказал
он. – От Иосифа Карловича остаток, царство ему небесное. – При этих словах
Гаврик истово перекрестился. – Сховай и держи, пока не пригодятся.
– Сховаю, – шепотом ответил Петя.
Гаврик долго молчал. Наконец резко вытер кулачком под носом
и сполз с подоконника.
– Ну, Петька… Будь здоров…
– А те – ушли тогда?
– Ушли. По крышам. Теперь их повсюду ищут.