Сердце льва - читать онлайн книгу. Автор: Феликс Разумовский, Дмитрий Вересов cтр.№ 36

А нойда тем временем крякнул, вытащил, не пролив ни капли крови, нож и, вздохнув прерывисто снова помянул покойного родителя.

— Да, великий был отец нойда, мощный. Когда здесь был большой начальник из Питера, он его к себе звал, в институт. Жутко, однако, секретный.

И чтоб никто его не заподозрил в пустословии, шаман бережно снял с полки сверток. Осторожно развернул пожелтевшую «Правду Севера», вытащил книгу под названием «Доктор Черный», открыл. На титульном листе напористо значилось выцветшими чернилами: «Николаю Васильевичу Данилову, светильнику разума, на память от автора. Кольский полуостров. 1921-й год. А. В. Барченко.» Писал, судя по почерку, сильный, уверенный в себе человек.

И Хорст зашелся от изумления. Фамилия Барченко была ему хорошо знакома — слышал не раз на секретных занятиях в разведцентре.

— Лапин, ты не расслабляйся, шевели грудями-то. — Старшина Тимохин шмыгнул покрасневшим носом. — Еще и половины не расстреляли.

Они прятались от ветра в хлипком дощатом загоне, поставленном у огневого рубежа — распотрошив цинк, снаряжали магазины с тем, чтобы выскочить наружу и палить, не глядя, в белый свет как в копеечку. Калибр 5,45, игольчатая пуля с малой устойчивостью на траектории. Не жалко, патронов много. Рота скверно отстрелялась из «пэ-эмов», и разъяренный Сотников погнал ее в бега по большому кругу осматривать красоты Васкелово. А патроны остались, два цинка, и куда их? Назад не примут, накладная закрыта… Летом хорошо — в ближайший пруд, там боеприпасов, наверное, на две Отечественные хватит. Но сейчас ведь зима, крестьянин торжествует, мороз воевода, за ногу его мать. Вот и приходится тра-та-та в два смычка да еще короткими очередями, чтобы не нервировать полкана Куравлева, окопавшегося у печки на своем командном пункте. Автоматы тявкают злобно, резко и норовисто толкают в плечо, бьются в руках. Ага, уже в агонии, перегрелись, начали «плеваться».

Мордой их в снег, чтобы зашипели по-змеиному, пусть остынут.

— Ладно, Лапин, давай перекурим, что ли. — Тимохин вытащил «Родопи», протянул Андрону. — На, не так жрать будет хотеться.

— Спасибо, — Андрон взял из вежливости, хотя болгарские не уважал, сунул на ощупь в шапку за отворот, — я потом, что-то губы мерзнут. Пригодится, запас карман не тянет. Старшина Андрону нравился — несуетливый, без гонора и службу понимает, куда там офицерам. Сам из рядовых чекистов, лямку тянул в этой же второй роте. Однако тоже не без странностей, отсюда и кли-куха Черный Груздь. С тех самых пор, когда для профилактики грибка поставил в бане таз с каким-то снадобьем и приказал всей роте мочить в нем копыта. На следующий день с грибком были все…

Время тянулось медленно, будто засахарившаяся патока по стенке ржавого бидона. Такого же ржавого как и зимнее солнце, равнодушно поглядывающее на заснеженный полигон, на остроконечные ели, на Андрона и старшину, выстреливающих народные Деньги в прозрачную синь неба. Все по классику, мороз и солнце — день чудесный. Чудесный-то он чудесный, только вот холод собачий. Бельище, свитер, шерстяные носки, замечательные портянки из байковой пеленки, а задубел Андрон как шелудивый бобик.

Наконец прибежала рота — кто зеленый, кто красный, но все звонкие, тонкие и прозрачные. Однако Сотников остался недоволен, плохо, плохо, вые…аны слабо. Тут же он организовал передвижение по-пластунски, отработку маскировки на пересеченной местности и, чтобы служба медом не казалась, неполную разборку автомата Калашникова. Заиндевевшего, липнувшего к пальцам, на пахнущем антоновкой февральском морозе. Повошкались, померзли, покувыркались в снегу и стали потихоньку выдвигаться на станцию…

А дальше все одно и то же: полк, рассольник на обед, чистка газовых камор, уставы, «сон в полумраке» — официально говоря, политподготовка. Правда, не для всех. Едва приехали, Андрона Сотников послал за чебуреками. Офицерам роты по полдюжины на нос, такова традиция. Непременно с пылу, с жару, из проверенной шашлычной, расположенной неподалеку.

Традиция — святое. Андрон, как водится, зару-лил в пельменную, взял без очереди двойную порцию, с сыром и перцем за восемьдесят две копейки, съел, выпил кофе. Командиры командирами, а голодное брюхо к приказам глухо. Только уж потом расстарался с чебуреками, вернулся в полк, поставил чайник — ваше благородие, кушать подано, идите жрать, пожалуйста!

А дальше как всегда, покой нам только снится. Для смышленого непьющего бойца отцы командиры работу найдут. На этот раз Андрона высвистали в штаб, начштаба майора Ковалева изводила жажда.

— Лапин, привези-ка «Боржому», — сказал он страдальчески и, оторвав мутный взгляд от секретной карты, задрапировал ее черной занавесочкой. — На худой конец «Полюстрово». На таньгу, десять тугриков.

Неплохой мужик, но тоже не без вольтов. Если во время инструктажа дает ориентировку на преступника, обязательно уточнит со странной улыбкой:

— А из особых примет одно яйцо у супостата левое, другое правое. Шутка…

Очень смешно, особенно в сотый раз.

Вопрос на засыпку — где достать минералку вечером? Правильно, в кабаке. Андрон и рванул в ресторан, привокзальный, на Витебский. На платформах и около ясно чувствовалась жизнь — дул ветер странствий, суетились пассажиры, что-то невнятно бормотал из репродуктора голос дикторши информатора, казалось, что ее только что оприходовали — орально, злостно, разнузданно и вшестером. А вообще-то в плане секса здесь все было в порядке, ночные бабочки шатались табунами. И какой же это мудак придумал, что самое блядское место в Питере это Московский вокзал. Куда ему до Витебского!

Он затарился «Нарзаном», «Боржоми» не было, съел еще теплый пирожок с морковкой и, захомутав на набережной частника, скоро уже потчевал исстрадавшегося начштаба.

— Вот, товарищ майор, холодненькая, с магнием и железом. Для головного мозга.

Наконец все вроде бы отлепились. Андрон хотел было забиться в каптерку, полистать веселый журнал, экспроприированный у мелкого хулигана, но не получилось, пожаловали в гости деды — тихо посидеть, смирно, по-стариковски. Нацедили в тазик сгущенки, наплюхали малинового варенья и, не чванясь, позвали:

— Давай к нам, харя небось не треснет.

Пришлось за уважуху макать батон в розовое месиво, внимать воспоминаниям ветеранов и петь со всеми вместе любимую вполголоса:

Я ухожу, сказал мальчишка ей сквозь грусть,

Я ухожу, ты жди меня, и я вернусь.

Ушел совсем, не встретив первую весну,

Пришел домой в солдатском цинковом гробу.

И еще с полдюжины куплетов в том же духе. Славно повеселились. Наконец деды двинули потихоньку спать: «День прошел, и хер с ним!»

И Андрон дорвался — задраил на все обороты дверь, устроился поудобней и дрожащими пальцами принялся шуршать листами — вот это телки! И в фас, и в профиль, и так, и сяк, и стоя, и лежа, и каракатицей, и раком. Стройные, грудастые, улыбаются пакостно, с намеком. Европа, высший класс. Жаль только, не пощупаешь. Полистал, полистал Андрон журнал, нахмурился и отшвырнул на фиг, извод один.