Кастон понимал, что большинству его коллег такая работа представляется унылой, однообразной и смертельно скучной. Бывшие оперативники, как и те, кто еще не потерял надежды стать в ряды оных, относились к нему с мягкой снисходительностью. «Хочешь много знать — будь готов землю топтать» — таков был их девиз. Кастон, разумеется, предпочитал беречь ноги и никогда не разделял точку зрения тех, кто придерживался вышеупомянутой догмы. Нередко нужные сведения можно было найти в бумагах, причем для этого вовсе даже не требовалось вставать из-за стола.
Впрочем, лишь очень немногие из числа его коллег действительно знали, кто такой Кастон и чем он занимается. Уж не из тех ли парней, что проверяют командировочные расходы, выискивая несоответствия в отчетах и счетах? Или в его функции входит контроль над расходованием бумаги и тонер-картриджей? В общем, престижность его работы оценивалась чуть выше, чем тюремного надзирателя. Однако некоторые из знавших Кастона лучше обращались к нему с нескрываемым почтением, едва ли не граничащим с благоговением. Все они принадлежали к близкому кругу директора ЦРУ или верхушке контрразведывательного отдела. Они-то знали, как именно удалось выйти на след Олдрича Эймса в 1994-м. Знали, как едва заметное, но повторяющееся расхождение между заявленными доходами и расходами стало той ниточкой, которая привела к разоблачению Гордона Блейна и помогла распутать тугой клубок зловещих интриг. Знали они и о десятках других побед, некоторые из них могли сравниться по значимости с упомянутыми выше, но так и не стали достоянием широкой публики.
Благодаря уникальному сочетанию умений, знаний и не поддающихся определению качеств Кастон добивался успеха там, где порой терпел поражение целый отдел. Не выходя из-за стола, он пробирался по запутанным лабиринтам человеческой продажности. Как ни странно, мир эмоций, чувств, страстей не представлял для него никакого интереса; все происходящее он воспринимал с точки зрения бухгалтера, имеющего дела со столбцами цифр. Заказанный, но не использованный билет; квитанция об отправке груза по маршруту, отклоняющемуся от обозначенного в отчете; оплата звонка по неуказанному сотовому телефону — таких мелких упущений, о которых хитрец даже и не задумывается, могут быть сотни, а достаточно бывает и одного. Впрочем, те, кому скучно заниматься сопоставлениями и сравнениями — или, если уж на то пошло, проверять, действительно ли первое по горизонтали согласуется со вторым по вертикали, — никогда таких просчетов, собственных или чужих, и не заметят.
Эдриан, волосы которого уже начали подсыхать, подошел к столу шефа с пачкой меморандумов, докладных записок, директив и тому подобного бумажного хлама и принялся объяснять, что и как он рассортировал и что в итоге оставил, а что, по его мнению, следует отправить в корзину. Глядя на ассистента, Кастон отметил и татуировку на предплечье, и сережку на языке — во времена, когда он пришел в ЦРУ, ничего подобного нельзя было и представить. Что ж, времена меняются, а вместе с ними приходится меняться и Управлению.
— Не забудьте отослать для обработки ежеквартальный отчет по форме 166, — напомнил Кастон.
— Супер, — ответил Эдриан. Молодой человек часто употреблял это слово, ассоциировавшееся в сознании Кастона с серединой века, но, очевидно, получившее новую жизнь. В данном случае оно могло означать что-то вроде «Я слышал, что вы сказали, и принял к сведению». Возможно, оно означало нечто меньшее, но определенно не большее.
— Относительно утренних входящих... Что-нибудь незаурядное? Нестандартное?
— Голосовое сообщение от заместителя начальника разведки, Калеба Норриса? — В голосе Эдриана послышалась вопросительная интонация, которой современная молодежь нередко прикрывала утверждения.
— Вы меня спрашиваете?
— Извините. Нет, конечно, не спрашиваю, а сообщаю. У меня такое чувство, что оно вроде как срочное.
Кастон откинулся на спинку стула.
— Вы это чувствуете?
— Да, сэр.
Кастон посмотрел на ассистента так, как энтомолог мог бы смотреть на редкое насекомое.
— И вы... собираетесь поделиться со мной своими чувствами. Интересно. Скажите, я ваш брат, родитель, родственник? Мы с вами приятели? Или, может, я ваша супруга или подружка?
— Мне показалось...
— Нет? Просто проверяю. В таком случае — и давайте договоримся на будущее, — пожалуйста, не рассказывайте мне о том, что вы чувствуете. Мне важно только то, что вы думаете. Что знаете. Что предполагаете. А вот то неясное, неопределенное, что называется чувствами, оставьте себе. — Кастон помолчал. — Извините. Я не задел ваши чувства?
— Сэр, я...
— Не отвечайте, Эдриан. Это был риторический вопрос.
— Спасибо за науку, сэр. — Легкая улыбка скользнула по губам молодого человека, но так и не задержалась. — К сведению принял.
— Но вы говорили что-то. О нестандартных входящих сообщениях.
— Да, из офиса заместителя директора. Под желтым кодом.
— Вы здесь не первый день, Эдриан, и должны знать, что желтого кода в ЦРУ нет.
— Извините, не желтый. Канареечный.
— Который означает... что?
— Который означает... — Ассистент на секунду задумался. — Внутренний инцидент, предполагающий нарушение режима безопасности. Следовательно, к ЦРУ отношения не имеет. Проблемой должны заниматься другие правительственные агентства. Следующий пункт назначения — мусорная корзина.
Кастон коротко кивнул и принял ярко-желтый конверт. Цвет оскорблял его чувство вкуса — яркий, кричащий, как какая-нибудь тропическая птица... канарейка. Он сам сломал печать, надел очки для чтения и быстро пробежал взглядом по отчету. Под нарушением режима безопасности в данном случае подразумевался побег заключенного. Пациент № 5312, обитатель особо секретного медицинского учреждения.
Странно, подумал Кастон. Почему не указано имя пациента? Он перечитал отчет, чтобы посмотреть, где именно это случилось.
Психиатрическая клиника Пэрриш-Айленда.
Он положил отчет на стол.
Звоночек. Тревожный звоночек.
* * *
Эмблер пробился через полосу дремлющей прибрежной растительности — несколько ярдов лебеды, восковницы и еще какой-то травы с острыми, как полоски бумаги, стеблями, колючками и листьями, цепляющими и даже рвущими его промокшую одежду, — потом миновал безжизненную рощу карликовых деревьев. Поежился от порыва сырого, холодного ветра. В туфли набился песок, но Эмблер старался не обращать внимания на такие мелочи. Учитывая близость двух военных баз — военно-воздушной на севере и военно-морской на юге, — вертолеты могли появиться в любую минуту. Примерно в полумиле находится автострада № 64. Отдыхать некогда. Одинокий человек на открытой местности сразу привлекает к себе внимание.
Эмблер прибавил шагу и вскоре услышал полузабытый шум проносящихся машин. Дойдя до обочины, он отряхнул прилипшие к брюкам листья и песок, выставил руку с оттопыренным большим пальцем и изобразил улыбку. Мокрый, грязный, в странной форме... Рассчитывать оставалось только на улыбку.