Женщина лет шестидесяти с выкрашенными в персиковый цвет волосами, в темно-синей гофрированной юбке, выглядывающей из-под распахнутого клетчатого пальто; в ушах большие золотые сережки; помеченная возрастом рука крепко сжимает пластиковый пакет. Прежде чем выйти из дому, она пару часов провела у зеркала. Каждый такой выход для нее событие. Каждый такой выход — поход по магазинам. На лице — недовольная гримаска одиночества; капли на щеках в равной степени могут быть и следами дождя, и слезами. Детей у нее нет, и это, возможно, одна из причин печали и сожаления о впустую растраченной жизни. Когда-то у нее был муж, и с ним она связывала надежды на счастье и благополучие, но потом — лет десять или даже больше назад — он устал от нее и нашел кого-то помоложе и посвежее, кого-то, на кого возложил свои собственные надежды на счастье и благополучие. И ей осталось только ходить по магазинам, не позволяя себе ничего лишнего, приглашать знакомых на чай и играть в бридж, хотя и не так часто, как хотелось бы. Эмблер чувствовал ее разочарование в людях. Возможно, подсознательно она догадывалась, что их отпугивает ее печаль, ее неудовлетворенность; для нее они слишком заняты собственными делами, одиночество усугубляет печаль, и ее общество становится все менее приятным для них. Вот почему она ходит по магазинам, одеваясь не по годам, откликаясь на объявления о «скидках» и «распродажах».
Соответствовала ли нарисованная им картина действительности? Неважно. Эмблер знал, что может ошибаться в деталях, но не в сути.
На глаза Эмблеру попался сутулый чернокожий парень в едва держащихся на бедрах джинсах и натянутой поверх банданы кепочке с козырьком; в левом ухе бриллиантовая сережка, под нижней губой узкая бородка. От парня несло одеколоном «Арамис». Взгляд его остановился на другом молодце — прилепившемся к стене магазина кичливом атлете с рельефными бедрами и длинными светлыми волосами, — задержался с очевидным интересом и неохотно ушел в сторону. Полногрудая девушка на высоких тонких каблучках, с кожей цвета какао и слегка вывернутыми, полными и блестящими губками — наверное, ей стоило немалых трудов выпрямить вьющиеся от природы волосы, — едва поспевала за чернокожим молодым человеком, которого — вероятно, с его молчаливого согласия — считала своим бойфрендом. Рано или поздно она задастся вопросом, почему ее парень, такой самодовольный, дерзкий и петушистый на улице, робеет и смущается, когда они остаются наедине. Почему их свидания заканчиваются так рано, и куда он уходит потом? Но вопросы, Эмблер это видел, появятся позже, а пока ей и в голову не приходило, что по-настоящему самим собой он может быть только с себе подобными.
Интернет-кафе осталось на прежнем месте, там, куда Эмблер и шел, на углу Семнадцатой и Черч, в трех кварталах от Дюпон-серкл. Он выбрал удобное место у окна, из которого открывался хороший вид на прилегающую улицу — больше им не удастся застать его врасплох, — сел за компьютер и отыскал «Уочлист», базу данных министерства юстиции, которой пользовались многочисленные федеральные правоохранительные ведомства. Скоро выяснилось, что сохранившиеся в памяти пароли все еще действовали. Он ввел в поисковую систему свое полное имя, Харрисон Эмблер, и откинулся на спинку стула. Ждать пришлось недолго — через несколько секунд на дисплее появилась надпись:
Поиск завершен. Искомый элемент не обнаружен.
Странно. Любой федеральный служащий, даже тот, кто уже не значится в платежных ведомостях, должен оставить в системе след. Разумеется, в такой базе данных отсутствовали какие-либо сведения о сотрудниках Отдела консульских операций, как, впрочем, и о самом отделе, и официально Эмблер числился штатным работником Госдепартамента, что вовсе не было секретом.
Пожав плечами, он перешел на сайт Государственного департамента и, преодолев слабенькую защиту, добрался до базы данных сотрудников. Здесь никаких проблем возникнуть было не должно. На протяжении многих лет Хэл Эмблер терпеливо объяснял — когда его об этом спрашивали, — что является служащим Госдепа и работает в Бюро по вопросам образования и культуры. При необходимости он мог долго и скучно рассказывать о «культурной дипломатии», «сближении через образование» и многом другом, повергая самых любопытных в состояние, близкое к летаргическому.
Иногда Эмблер пытался представить, какой была бы реакция собеседника или собеседницы, если бы на какой-нибудь дружеской вечеринке или полуофициальном приеме он дал на такой вопрос откровенный ответ. Чем я занимаюсь? Работаю в одном сверхсекретном подразделении одной секретной службы под названием Отдел консульских операций. Не слышали? Программа высшей степени допуска. В правительстве о нас знают человек двадцать пять, не больше. Подразделение политической стабилизации. Что мы делаем? Ну, в общем-то, дел хватает. Чаще всего занимаемся тем, что кого-нибудь убиваем. Кого-нибудь, кто, как считается, хуже тех, кого мы от них спасаем. Разумеется, наверняка никогда ничего не знаешь, так что случаются и ошибки. Могу я предложить вам бокал вина?
Он снова ввел свое имя в строчку «искать» и щелкнул клавишей. Еще несколько секунд томительного ожидания.
Поиск завершен. Служащий Харрисон Эмблер не найден. Пожалуйста, проверьте правильность написания и повторите попытку.
Он посмотрел в окно — ничего подозрительного. Тем не менее из пор уже сочился холодный пот.
Что еще?
Он проверил службу государственного пенсионного обеспечения.
Харрисон Эмблер не найден.
Чушь! Такого не могло быть! Он методично продолжил поиски, перебирая одну за другой базы данных, где хранилось его имя, но каждый раз получал один и тот же сводящий с ума ответ, представленный в разных вариациях, но всегда отрицательный.
Харрисон Эмблер не найден.
Совпадений не обнаружено. Совпадений не обнаружено.
Не упоминается.
Сведений нет.
За полчаса Эмблер вскрыл девятнадцать федеральных и местных баз данных. Ничего. Можно было подумать, что Харрисон Эмблер никогда и не существовал.
Безумие!
К нему вдруг вернулись, зазвучав в голове тревожными гудками далекой сирены, голоса психиатров клиники Пэрриш-Айленда, выносивших свой невероятный, дикий диагноз. Чушь, конечно, абсолютная чушь. Иначе не могло и быть. Он прекрасно знал, как его зовут и кто он такой. Он прекрасно все помнил, вплоть до помещения в клинику. Помнил мельчайшие детали; живо, ясно, без провалов и темных мест помнил всю свою прежнюю жизнь. Жизнь, что и говорить, не совсем обычную, отданную служению не совсем обычной профессии, но никакой другой у него не было. Просто где-то возникла путаница, где-то не так переплелись провода, где-то произошла досадная техническая ошибка — не иначе.
Пальцы пробежали по клавишам, набирая очередную последовательность знаков, но и эта попытка, как все предыдущие, привела его в тупик. И тогда Эмблер спросил себя, а не стала ли уверенность роскошью. Роскошью, которую он не мог себе позволить.
В неспешно текущем за окном потоке машин появился вдруг явно спешащий белый фургон. За ним другой. Третий резко остановился прямо напротив кафе.