— Только мы вдвоем. Пусть будет, что будет. У меня есть ты, а у тебя — я.
— Все так и будет. Через несколько часов.
Она заморгала, стараясь удержать то ли слезы, то ли страхи, но и то и другое поднималось неудержимо и уже выплескивалось через край.
— Ох, милый, у меня какое-то плохое предчувствие. И я ничего не могу с собой поделать. Не могу от него избавиться. — Голос ее дрогнул, глаза заблестели.
Эмблера вдруг окатила волна страха — страха за нее, за ее жизнь.
— Ты разговаривала об этом с Кастоном?
Она улыбнулась сквозь слезы.
— Разговаривать с Кастоном о чувствах? Он ведь признает только вероятности и возможности.
— Да, ты права.
— Только об этом и говорит. — Лорел больше не улыбалась. — Но, по-моему, ему тоже не по себе. Просто он не хочет признаться, что что-то чувствует.
— Некоторым кажется, что так легче.
— И еще он говорит, что ты пойдешь до конца, сколь бы ни были малы шансы на успех.
— Это он тоже на калькуляторе просчитал? — Эмблер покачал головой. — Впрочем, здесь Кастон прав.
— Я не хочу потерять тебя, Хэл. — Лорел на мгновение закрыла глаза. — Не могу потерять тебя. — Голос ее звучал все громче.
— Господи, Лорел... Я тоже не хочу терять тебя. И, странное дело... — Он замолчал, потому что не мог выговорить вертящиеся на языке слова. Раньше Эмблер относился к жизни легко и ценил ее недорого. Жизнь была пустяком, с которым не так уж жалко расстаться. Теперь он вдруг понял, что не хочет отдавать ее задешево. Жизнь обрела смысл, потому что в ней появилось нечто бесконечно ценное. Потому что в ней появилась Лорел.
Но именно из-за Лорел он и пришел сюда. Именно из-за нее он и должен был сделать то, что собирался сделать. Он не мог просто исчезнуть, раствориться бесследно где-нибудь в Сан-Паулу или Буэнос-Айресе, бесстрастно наблюдая оттуда за схваткой мировых держав. Мир, в котором жила Лорел, стал вдруг невероятно ценен для него.
Эмблер смотрел на нее, не говоря ни слова, и она смотрела на него, как будто оба набирались сил к тому, что ожидало их впереди.
Никогда не сомневайтесь в том, что небольшая группа активных граждан способна изменить мир. Вообще-то только так всегда и случалось.
Нет, он не мог, не хотел даже и думать о том, что случится, если фанатикам во главе с Палмером удастся реализовать свой план.
Эмблер подошел к окну. Перед зданием Конгресс-Центра тут и там виднелись группки военных полицейских. Одетые в темно-синюю форму (темно-синие брюки, такого же цвета нейлоновые куртки и шерстяные шапочки) — выделялась только бирюзовая полоса на воротниках да высокие черные ботинки на шнуровке, — они как будто принесли с собой ночь. Высокие стальные ограждения были расставлены так, чтобы регулировать поток гостей, направляя его в точно обозначенные пункты пропуска. Эмблеру доводилось видеть тюрьмы, где даже заключенные чувствовали себя повольнее.
— Может, Кастон что-нибудь придумает, — сказала Лорел. — Меня же он провел. Хотя толку...
— Кастон провел тебя? — изумился Эмблер.
Она кивнула.
— Да. Он рассчитал, что, строго говоря, я ведь тоже работаю в ЦРУ и имею довольно высокую степень допуска. В офисе ВЭФ проверили и получили официальное подтверждение. Дело в том, что в таком учреждении, как Пэрриш-Айленд, весь персонал проходит самую тщательную проверку и получает допуск к особо секретной информации. Я не знаю толком, как все делается, но Кастон в таких вещах просто волшебник. К тому же он знает, как работает система.
— Кстати, а где он?
— Должен быть с минуты на минуту. Я пришла пораньше. — Она не стала объяснять почему — это было понятно без слов. — Может быть, Кастон что-то обнаружил, какое-то, как он это называет, отклонение.
— Послушай, Кастон хороший человек, но он аналитик, для него существуют только цифры. Мы же имеем дело с людьми, а не с виртуальными следами, которые они оставляют.
В дверь стукнули три раза. Узнав условленный сигнал, Лорел открыла дверь. На плечах Кастона еще лежали снежные эполеты, быстро превращающиеся в тонкие ручейки. Вид у аудитора был усталый, даже изнеможенный, лицо бледное. В руке он держал большую черную сумку с логотипом Всемирного экономического форума. При виде Эмблера аудитор не выразил никаких чувств.
— Что-нибудь раскопали?
— Кое-что, — с мрачным видом ответил Кастон. — Пробыл в Конгресс-Центре полтора часа. Я уже говорил, что бывал здесь и раньше, участвовал в работе бюро по оффшорным финансовым институтам и отмыванию денег. Они всегда устраивают довольно интересные семинары. Так вот сегодня я побывал на нескольких. Лорел тоже кое-куда заглянула, но, похоже, на золотую жилу ни она, ни я не наткнулись.
— Честно говоря, мне было немного не по себе, — призналась Лорел. — Столько лиц, которые раньше я видела только в журналах и на экране. Просто голова идет кругом. Представь, киваешь человеку, который показался тебе знакомым, а потом вдруг понимаешь, что он только кажется знакомым, потому что знаменит.
— Да, — согласился с ней Кастон. — Билдербергская конференция на фоне Давоса выглядит заседанием муниципальной торговой палаты.
— Меня все время не покидало чувство, что я как-то выделяюсь, что все видят во мне постороннюю, — продолжала Лорел. — А если еще представить, что среди всех этих людей есть один... маньяк...
— Мы имеем дело не с маньяком, — осторожно возразил Эмблер, — а с профессионалом. Что намного хуже. — Он помолчал. — Но есть и хорошие новости — это прежде всего то, что вы все же пробрались туда. Даже не представляю. Кастон, как вам это удалось.
— Не забывайте, что я как-никак не последнее лицо в Центральном разведывательном управлении. Позвонил в офис, попросил моего помощника связаться с исполнительным председателем и добавить мое имя к официальному списку участников. Звонок из Лэнгли, если его как следует обставить, производит, знаете ли, впечатление. Так что никто не возражал.
— И их не смущает, что придется сидеть за одним столом со шпионом?
— Смущает? Да они в восторге. Вы никак, похоже, не поймете главное: Давос — это власть. Во всех ее проявлениях. Они бы с превеликим удовольствием приняли и директора ЦРУ — кстати, он был здесь пару лет назад, — но и такому, как я, тоже рады.
— Лорел вы так же провели?
— Этим, опять же, занимался мой помощник. Мы представили ее как специалиста-психиатра из Объединенной службы разведки, что, строго говоря, соответствует ее официальному статусу. У нее высокий уровень доступа — код 12A-56J, — обязательное требование для персонала Пэрриш-Айленда. Конечно, обычно такие дела в последнюю минуту не делаются, но в ЦРУ лишние вопросы задавать не принято. Остальное, скажем так, вопрос элизии.
— Но ведь служба безопасности ВЭФ не поверила вам просто так, на слово?