Он возьмет с собой в Булонский лес фотоаппарат, сделает много ночных снимков, чтобы доказать, что был там, — подтвердит это и сам аппарат, поскольку на каждом кадре отмечены дата и время. В случае необходимости это станет его прикрытием, хотя едва ли дойдет до этого.
Звонок заставил молодого главаря ликвидаторов вздрогнуть. Он снял трубку.
— Код назван правильно, — сказала телефонистка, — на линии малосольная икра.
— Герр доктор...
— Вы мне не позвонили! — закричал Герхард Крёгер. — Я здесь уже более трех часов, а вы так и не позвонилимне.
— Только потому, что мы разрабатываем стратегию. Если мои подчиненные не просчитались, мы достигнем цели, майн герр. Я предусмотрел все до мельчайших деталей.
— Ваши подчиненные?А почему не вы?
— Получена противоречивая информация, майн герр, она может оказаться очень опасной и в равной степени полезной. Я решил взять ответственность на себя.
— Ничего не понимаю!
— Я не могу объяснить этого по телефону.
— Почему? Враг не знает, кто я, а тем более, что я здесь, поэтому едва ли коммутатор отеля прослушивается. Вы должны сказать мне, что происходит!
— Два события происходят одновременно в течение часа. Передайте Бонну, что Ноль-Один, Париж, употребил все силы на то, чтобы контролировать оба, но не может быть в двух местах сразу. Поэтому он предпочел взять на себя то, что сопряжено с большим риском. Вот все, что я могу сказать вам, майн герр. Если я погибну не думайте обо мне плохо. Я должен идти.
— Да... да, конечно.
И молодой неофашист бросил трубку. Что бы ни произошло, он неуязвим. Он не спеша и с удовольствием поужинает в «Au Coin de la Famille» — «В кругу семьи», затем прогуляется до главных фонтанов Булонского леса, сделает никому не нужные фотографии и вернется на склад «Авиньон», где узнает свои перспективы: признание его заслуг в организации убийства, или смерть двух ликвидаторов. Их казнят за то, что они не сумели выполнить приказ.
Он искренне верил в то, что делал.
Дру расхаживал вокруг сверкающего фонтана в Булонском лесу, подсвеченного прожекторами, установленными под водой, и всматривался в лица гуляющих. Дру прибыл сюда около половины девятого, сейчас было почти девять, а он не видел ни одного знакомого лица, и никто не подходил к нему. Может, он неверно понял сообщение Карин? А может, те, кто прослушивал ее телефон, знали, что все надо понимать наоборот, тогда, как ему следовало выполнить инструкции точно? Нет, это исключено. Они с Карин слишком мало знали друг друга, чтобы играть в такие игры, не обладая опытом интуитивного общения в стрессовых ситуациях. Лэтем взглянул на часы: 9.03. Он сделал еще один круг и вернется в «Мезон руж».
— Американец! — Лэтем резко обернулся. Это была Карин в светлом парике, с забинтованной правой рукой. — Сверните влево, быстро -сделайте вид, будто мы с вами столкнулись. Человек справа фотографирует нас. Встретимся на северной аллее.
Лэтем подчинился ее указаниям, — ему стало легче оттого, что она здесь, но ее слова встревожили его. Он обошел фонтан в том же ритме, что и гуляющие, и наконец увидел справа выложенную плитами дорожку. Свернув на нее, он сделал тридцать — сорок шагов по зеленой аллее и остановился. Минуты через две появилась Карин... Неожиданно для самих себя они упали друг другу в объятия и стояли так некоторое время.
— Простите, — сказала де Фрис, мягко отстраняясь от него и зачем-то приглаживая забинтованной рукой свой светлый парик.
— А я не собираюсь извиняться, — с улыбкой сказал Дру. — Я уже два дня мечтал об этом.
— О чем?
— О том, чтобы обнять вас.
— А я просто обрадовалась, увидев; что вы в порядке.
— В полном порядке.
— И слава Богу.
— А как приятно обнимать вас. — Лэтем рассмеялся. — Знаете, леди, ведь вы сами навели меня на это. Вы же заявили в посольстве, что общаетесь со мной, поскольку находите меня привлекательным.
— Это не было осуществлением мечты, Дру. Это стратегически придуманное объяснениенаших отношений.
— Послушайте, но я ведь не Квазимодо!
— Нет, вы довольно крупный, не совсем нескладный малый, которого многие женщины несомненно находят весьма привлекательным.
— Но не вы.
— Мой интерес — в другом.
— Вы хотите сказать, что я — не Фредди, не несравненный Фредди де Ф.
— Второго Фредди быть не может.
— Значит ли это, что я еще не сошел с дистанции?
— С какой дистанции?
— Что я участвую в забеге, пытаясь снискать ваше расположение, пусть временное и совсем маленькое.
— Вы хотите переспать со мной?
— Ну, это дальняя цель. Учтите, что я американец из Новой Англии. Нам еще далеко до этого, леди.
— А вы еще и сочинитель!
— Кто?
— Я не называю вас лгуном — это было бы слишком грубо.
— Что-о?
— И к тому же жестокий: прижимаете — или как там это называется? — людей к стенке во время хоккея. О да, я слышала, Гарри мне рассказывал.
— Только если кто-то становился мне поперек дороги.
— А кто решал, что это так?
— Очевидно, я.
— Значит, я права. Вы — человек воинственный.
— Какое, черт побери, это имеет значение?
— Но в данный момент я благодарна судьбе, что вы такой.
— Почему?
— Вспомните мужчину с фотоаппаратом на другой стороне фонтана.
— Ну и что? Люди снимают вечерний Париж. Тулуз-Лотрек писал его, а теперь его снимают.
— Да нет, это же нацист, я это чувствую, я знаю.
—Как?
— По тому, как он стоит, как он... агрессивен.
— На таком основании серьезные выводы не делают.
— Так почему же он здесь? Многие ли фотографируют поздно вечером в Булонском лесу?
— Вот это уже другое дело. Где этот тип?
— Прямо напротив нас... вернее, был там. У южной аллеи.
— Стойте здесь.
— Нет, я пойду с вами.
— Чет побери, слушайтесь меня!
— Вы не можете мне приказывать!
— Пистолета у вас нет, а если бы и был, вы все равно не смогли бы им воспользоваться с забинтованной рукой.
— У меня естьоружие, и будь вы ненаблюдательнее, от вас бы не укрылось, что я левша.
— Что?
— Пошли.
Он побежали меж деревьев и достигли южной аллеи, которая вела к освещенному фонтану. Мужчина с фотоаппаратом, прямой как палка, все еще был там и вроде бы наугад снимал гуляющих. Лэтем тихо подошел к нему, крепко держа заткнутый за пояс пистолет.