Сойдя с вертолета, полковник Магхур попал в миниатюрную искусственную пылевую бурю. Он поклонился вождям исламского джихада, вышедшим ему навстречу.
Встретившись взглядом с Ахмадом Табари, он еще раз поклонился и протянул руку.
Его проницательные глаза наполнились уважением.
— Для меня большая честь познакомиться с вами, — сказал он.
— Пророк улыбнулся, сведя нас вместе, — ответил Табари.
— Ваши военные успехи поразительны, просто блестящи — достойны упоминания в учебниках, — продолжал полковник. — А я увлекаюсь историей.
— И я увлекаюсь историей, — сказал предводитель кагамских повстанцев. Его смуглое лицо в сумерках вечерней пустыни казалось черным как сажа. — В своих исследованиях я пришел к выводу, что быстро завоеванные территории могут быть быстро отвоеваны назад. А что узнали вы?
— Я понял, что историю творят великие люди. А то, что мне известно о вас, указывает, что вы как раз такой человек — недаром вас прозвали Халифом.
— Пророк щедро раздает свои дары, — заметил кагамец, не склонный к проявлению излишней скромности.
— Однако у великих людей великие враги, — сказал сотрудник ливийской разведки. — Вы должны быть осторожны. Вы должны быть очень острожны. Вы угрожаете тем, кто не остановится ни перед чем, чтобы вас уничтожить.
— Излишняя осторожность может искалечить человека, — возразил Табари.
— Вы совершенно правы, — согласился ливиец. — Такие великие люди, как вы, не обращают внимания на подобные мелочи. Сама ваша храбрость является лучшим свидетельством вашего величия, гарантией справедливости вашего дела, которое в конечном счете обязательно увенчается успехом. Вашему халифату быть. Однако все будет зависеть от правильного расчета времени и выбора целей. — Посмотрев на сосредоточенные лица пятерых крупнейших вождей исламского джихада, полковник снова перевел взгляд на предводителя Фронта освобождения Кагамы. — Пойдемте, — сказал он. — Халиф, давайте поработаем вместе. Вдвоем, только вы и я.
— Совет Аль-Мусташара будет бесценным сокровищем, — сказал Ахмаду Табари один из руководителей лагеря. — Ступай с ним.
Порыв прохладного ветра принялся трепать длинные одежды Халифа.
— Смею вас заверить, что ваши нынешние неудачи носят временный характер, — тихо произнес ливийский полковник. — Я много чем смогу вам помочь, как и наши друзья из Исламской республики Мансур. Скоро, очень скоро ваша борьба поплыветвперед.
— И в чем же она поплывет? — задумчиво усмехнувшись, спросил островитянин воина пустыни.
— С этим проблем не будет, — совершенно серьезно ответил Ибрагим Магхур. — В крови. В крови неверных.
— В крови неверных, — повторил Халиф.
Эти слова наполнили его сердце надеждой и радостью.
* * *
— Черт побери, как ты мог сморозить такую глупость? — возмущенно спросил Джэнсон.
— Перекрестные ссылки цифровых сообщений, — ответил Берман, яростно размешивая варенье в чае. — Исходные коды подделать невозможно.
— Высказывайся яснее.
— Шестнадцать миллионов долларов приходит со счета на имя Петер Новак.
— Как? Откуда?
— Откуда я сказал. Амстердам. Международный банк Нидерландов. Где штаб-квартира Фонд Свободы?
— В Амстердаме.
— Так что удивления нет.
— Ты хочешь сказать, что Петер Новак, находясь в заточении в подземелье на Ануре, дает разрешение на перевод шестнадцати миллионов долларов на мой закрытый счет? Какой в этом смысл?
— Может быть, дал разрешение заранее. Заранее можно. Потом не можно.
— Григорий, пожалуйста, без шуток. Это же безумие!
— Я только говорю тебе исходный счет.
— А мог ли кто-нибудь получить доступ к счету Петера Новака, каким-то образом завладеть средствами фонда?
Русский пожал плечами.
— Исходный счет только говорит мне его хозяин. Может быть разные условия доступа. Это я сказать отсюда не могу. Эта информация не течет от модем к модем. Все необходимый документ находится в банковский учреждение. Банк в Амстердам выполняет распоряжения владельца счет. Префикс счет говорит о связи с Фонд Свободы. Бумаги в банке, бумаги в штаб-квартира.
Слово «бумаги» Берман произнес с отвращением, которое питал ко всем старым инструментам финансовой политики, договорам, условиям и соглашениям, не сводившимся к последовательностям нолей и единиц.
— Это же бессмыслица какая-то!
— Это есть доллары!-весело воскликнул Берман. — Если кто-то переводит шестнадцать миллионов доллар на счет Григорий, Григорий не смотреть в зубы дареный конь. — Он развел руками. — Жалко, но больше я сказать не могу.
Неужели Петера Новака предал кто-то из ближайшего окружения, тот, кому он безоговорочно верил? Если так, то кто? Высокопоставленный сотрудник его организации? Быть может, сама Марта Ланг? Казалось, она говорила о своем шефе с искренней любовью и уважением. Но что это доказывает, кроме того, что она может быть хорошей актрисой? Сейчас не вызывало сомнений только одно: тот, кто предал Новака, занимал высокое положение и пользовался его безграничным доверием. А это значит — речь идет о мастере обмана, виртуозе в требующем терпения искусстве коварства, перевоплощений и умения ждать. Но чего он добивается?
— Ты пойдем со мной, — сказал Берман. — Я показывать тебе мой дом.
Обхватив Джэнсона за плечо, он провел его вверх по лестнице, по величественным коридорам на просторную, светлую кухню. Берман прижал палец к губам.
— Мистер Френч не хотеть нас на кухне. Но русские знают, что сердце дома есть кухня.
Он шагнул мимо сверкающей мойки из нержавеющей стали к огромному окну, выходящему на красивый ухоженный розарий. За садом начинался Риджент-Парк.
— Только посмотри — две тысячи четыреста акров в центре Лондон, совсем как мой личный двор. — Взяв сифон с мойки, Берман поднес его ко рту наподобие микрофона. — Кто-то оставил лепешки под дождем, — густым русским басом пропел он. — Я больше не смогу их есть...
Он привлек Джэнсона к себе, приглашая спеть дуэтом. Берман выразительно отставил руку, подражая оперным певцам.
Послышался звон разбитого стекла, и Берман, громко ахнув, обмяк и сполз на пол.
На тыльной стороне его руки появилась едва заметная красная дырочка. На белой рубашке чернело второе отверстие, обрамленное тонкой розовой каемкой.
— О боже! — воскликнул Джэнсон. Время остановилось.
Джэнсон посмотрел на оглушенного Бермана, застывшего на полу кухни, а затем выглянул в окно. Снаружи не было ничего необычного. Вечернее солнце ласкало ухоженные розовые кусты, выставившие маленькие алые и белые бутоны над плотными сгустками листвы. На синем небе кое-где белела дымка облаков.