— Поли! — пробасил похожий на медведя мужчина, широко раскидывая руки.
Встав, Джэнсон позволил заключить себя в крепкие объятия по-русски. Берман не подходил под стереотип финансового гения, интересующегося только цифрами; эмоции били из него через край. Этот человек любил жить, и любил жить красиво.
— Дай я буду тебя обнимать и целовать! — объявил Берман, троекратно тычась губами Джэнсону в щеки.
Берман держался в своем духе: какими бы ни были обстоятельства, он никогда не подавал признаков того, как тяжело ему приходится, сохраняя щегольскую небрежность легкомысленного бонвивана.
На нем был двубортный пиджак из мягчайшего кашемира в мелкую полоску; от него исходил тонкий аромат дорогого одеколона «Трамперс» — по слухам, именно такой, с запахом лайма, предпочитает принц Уэльский. Берман стремился выглядеть истинным английским джентльменом до последнего дюйма — а этих дюймов в нем было немало; в целом получалась довольно забавная карикатура. Его речь представляла собой смешение британского жаргона, не подвластного никаким правилам грамматики, и того, что Джэнсон окрестил «берманизмами». Каким бы нелепым ни было общее впечатление, Джэнсон испытывал к Берману странную симпатию. В его противоречиях было что-то подкупающее — в том, как ему удавалось одновременно быть изощренно хитрым и простодушным. У Бермана всегда была на примете какая-нибудь новая махинация, и он с радостью рассказывал о ней своим знакомым.
— Ты выглядишь каким-то... холеным и откормленным, Григорий, — сказал Джэнсон.
Тот похлопал свое дородное брюшко.
— Но внутри я истощен до предела. Пойдем, мы будем есть. Ням-ням. — Обхватив Джэнсона за плечо, он увлек его в обеденный зал.
При появлении жизнерадостного русского официанты в смокингах, сияя и кланяясь, провели его к столу. Хотя чаевые были строго запрещены уставом клуба, оживление и горящие глаза официантов неоспоримо свидетельствовали о том, что Берман нашел способ проявлять свою щедрость.
— Лосось холодного копчения здесь лучший в мире, — сказал Берман, усаживаясь на мягкий стул. Он многое называл «лучшим в мире» и вообще любил превосходную степень прилагательных. — Попробуй еще лобстер. Очень вкусно! Также рекомендую жареная куропатка. А хочешь, возьми и то и другое. Ты очень худой. Совсем как Виолетта в третьем акте «Травиаты». Тебе нужно больше кушать.
Одним взглядом он подозвал официанта с картой вин.
— То «Пулиньи-Монтраше», что мы пьем вчера, — Фред-ди, можно еще одна бутылочка? — Он повернулся к Джэнсону. — Бесподобно. Сам увидишь.
— Должен сказать, я удивлен видеть тебя здесь, уютно устроившимся в самом сердце британского истеблишмента.
— Ты хочешь сказать, как сюда пустили такой мошенник, как я? — Берман расхохотался, и его живот затрясся под двубортным пиджаком в полоску. Уже тише он добавил: — Если честно, это замечательная история. Видишь ли, два год назад я оказался приглашен в гости к лорд Шервин, и вечером играл на бильярде с один очень милый джентльмен, с которым там познакомился...
У Бермана вошло в привычку помогать людям определенного круга выпутываться из беды, вовремя давая в долг, причем специализировался он в основном на беспутных отпрысках разорившихся дворянских фамилий. По его представлениям, эти люди могли иметь определенное влияние в свете. Он считал это крайне выгодным вложением капитала.
— Расскажешь мне об этом как-нибудь в другой раз, — вежливо, но решительно остановил его Джэнсон.
Ему приходилось прилагать все силы, чтобы от нетерпения не барабанить по столу пальцами. Но Берман был неумолим.
— Полагаю, он выпил чуть больше чем следовало. Он все выигрывал, выигрывал у меня — большие деньги, а я предлагал ему удваивать ставки.
Джэнсон кивнул. Дальнейший сценарий был легко предсказуем. Изрядно перебравший английский аристократ выигрывает колоссальные суммы у, казалось бы, пьяного в стельку русского, имеющего, казалось бы, нескончаемые запасы наличности. Едва держащийся на ногах русский весь вечер не подает виду, что знает, каким концом держать кий. И вот последняя партия, после которой и без того существенный выигрыш англичанина должен превратиться в целое состояние. Заранее предвкушая удачу, джентльмен уже начинает думать о том, как приобретет в престижном районе Кенсингтон новую квартиру или выкупит коттедж за городом, который уже столько лет ему и его семье приходится снимать на лето. Он не может поверить в свою удачу. Кто бы мог подумать, что все так обернется? Приглашение, принятое с неохотой, — отпрыск давно снискал себе дурную репутацию, но перед его громким именем до сих пор открываются почти все двери, — обернулось кучей денег, заработанных до смешного легко.
И вот настает эта партия, последняя, решающая партия, и вдруг русский уже не кажется пьяным и берет кий со спокойной уверенностью скрипача, держащего смычок. И на глазах у англичанина его мечты о дармовых деньгах превращаются в реальность разорения.
— Но, Пол, тот тип, с кем я играл, — ты ни за что не догадаешься, кто это оказался. Гай Баскертон, КС.
Видный адвокат Баскертон, королевский советник, являлся председателем комиссии по вопросам закупки произведений искусства для Уайт-холла. Весьма высокомерный тип, с тонкими усиками и многозначительнымвзглядом, свойственным забывчивым представителям его класса, он оказался для Бермана непреодолимым соблазном.
— Кажется, я начинаю понимать, что было дальше, — с напускным облегчением подхватил Джэнсон.
Ему предстояло просить Бермана о большом одолжении; ссориться с ним незачем. С другой стороны, не надо и заискивать, показывая свое безвыходное положение, ибо в этом случае Берман постарается полностью реализовать свое преимущество, превратив долг в кредит.
— Позволь высказать догадку. Этот Баскертон оказался членом комиссии по приему новых членов Афинского клуба...
— Еще лучше. Он президент клуба!
Берман произнес последнее слово по-русски: «клуб».
— И вот вдруг оказывается, что у него перед тобой долг чести, сто тысяч фунтов, который он никак не сможет отдать, — сказал Джэнсон, пытаясь укоротить длинное повествование. — Но ничего страшного, ты великодушно прощаешь ему долг. Он так признателен, что не знает, как тебя отблагодарить. А на следующий день ты совершенно случайно оказываешься за соседним столиком в «Шики»...
Разговаривая, Джэнсон не переставал оглядывать присутствующих и обслуживающий персонал, проверяя, не исходит ли от кого-либо угроза.
— Григорий не ходит в «Шики». Григорий не ест рыба. Только пьет,как рыба! Это был «Айви». Ты можешь поверить в такое совпадение?
— О, готов поспорить, это произошло совершенно случайно! У меня и в мыслях нет, что ты подкупил метрдотеля и упросил его посадить тебя за соседний столик. Как перед этим заставил своего титулованного друга сделать так, что КС обязательно пришел к нему в гости.
Берман поднял руки вверх, складывая их запястьями.