Донну Хеддерман, задыхающуюся и отплевывающуюся, подняли на борт самолета. Лицо у нее раскраснелось, одежда промокла от соленых брызг.
— Мистер Джэнсон! — Голос венгра прозвучал звонко и отчетливо, перекрывая гул двигателей. — Вы очень мужественный человек. Я вами восхищаюсь, а в моих устах, поверьте, подобное признание значит немало. — Он пожал Джэнсону руку. — Я этого никогда не забуду.
Склонив голову, Джэнсон взглянул прямо в карие глаза Петера Новака.
— Пожалуйста, забудьте. Я настоятельно прошу вас забыть обо всем — в интересах безопасности как меня самого, так и моих друзей.
Это был ответ профессионала. А Джэнсон был профессионал.
Последовала долгая пауза.
— Вы отличный человек, — наконец произнес гуманист.
Катсарис помог ему подняться по трапу в самолет, затем вернулся в катер.
— Остаюсь я. Ты летишь.
— Нет, друг, — ответил Джэнсон.
— Пожалуйста, — не сдавался Катсарис. — Ты нужен там. Кто руководит операцией? Вдруг возникнут какие-либо осложнения?
— Теперь уже не может быть никаких осложнений, — решительно заявил Джэнсон. — Новак в надежных руках.
— Сто миль в открытом море на таком суденышке — это не шутка, — каменным голосом произнес Катсарис.
— Ты хочешь сказать, я слишком стар для небольшой морской прогулки?
Не улыбнувшись, Катсарис покачал головой.
— Пол, пожалуйста, остаться должен я.
Его черные волосы сверкнули в предрассветных лучах.
— Черт побери, нет!-поддавшись приступу ярости, воскликнул Джэнсон. — Моя вина, мой просчет, моя ошибка. Никто из вас не может рисковать вместо меня. Разговор окончен.
Это было делом чести — или того, что считалось честью в сумрачном мире спецназа. Сглотнув комок в горле, Катсарис отправился выполнять приказ. Однако ему не удалось стереть с лица выражение беспокойства.
Джэнсон сбавил обороты двигателя катера: максимально эффективного расхода горючего можно добиться только на умеренных скоростях. Затем он по компасу, встроенному в циферблат часов, определил, в каком направлении ему нужно двигаться.
Потребуется от трех до четырех часов, чтобы добраться до прибрежных низин на юго-восточной оконечности Шри-Ланки. А там он уже сможет связаться с теми, кто без промедления доставит его в международный аэропорт Коломбо — если только, конечно, Юго-Восток снова не попал в руки «Тигров освобождения Тамил-Илама». Разумеется, это был далеко не идеальный выход, но, опять же, лучший из возможных.
Джэнсон проводил взглядом маленький каплевидный самолет, поднявшийся в воздух, описавший петлю и начавший набор высоты, чтобы воспользоваться попутными ветрами, которые облегчат возвращение на Кэтчолл.
Вскоре матовый фюзеляж практически растворился в яснрй лазури утреннего неба. Не отрывая взгляда от удаляющегося самолета, Джэнсон ощутил нарастающее спокойствие и облегчение.
Он позволил себе мгновение гордости. Вопреки всему, операция увенчалась триумфом. Петер Новак на свободе. Кровожадные фанатики лишились своего знатного пленника, и теперь их ждет одно унижение. Откинувшись на корму, Джэнсон смотрел, как самолет поднимается все выше и выше. Плавные движения в трех плоскостях придавали летательному аппарату сходство с живым существом, с кружащим в воздухе насекомым.
Подход с моря к юго-восточному побережью Шри-Ланки на маленьком катере потребует особого внимания; появляющиеся время от времени песчаные отмели в этих водах создают препятствия для судоходства. Но из Коломбо есть прямой авиарейс в Бомбей, а оттуда уже можно будет лететь домой, в Штаты. Джэнсон заучил наизусть личный номер Марты Ланг, и то же самое сделал Катсарис; они смогут связаться с ней, где бы она ни находилась. Хотя на катере необходимые для этого средства спутниковой связи отсутствовали, Джэнсон не сомневался, что Катсарис, принявший на себя командование, уже в ближайшие минуты известит помощницу Новака об успешном завершении операции. Джэнсон надеялся сделать это сообщение лично, но Катсарис заслужил это право не меньше его. Только благодаря Катсарйсу, вопреки всему, была одержана такая впечатляющая победа.
Если Джэнсон что-нибудь понимал в Фонде Свободы, к моменту возвращения «БА-609» на Кэтчолл самолет будет ждать уже целая воздушная флотилия. Он следил за крохотной точкой, упорно карабкавшейся вверх.
И вдруг — нет! не может быть, это была лишь игра света! — Джэнсон увидел вспышку, ослепительное пятно и огненный хвост взрыва в воздухе. Белое пламя на мгновение озарило сереющий небосвод, и затем сразу же последовала вторая вспышка, желто-оранжевый взрыв бензобаков. Обломки фюзеляжа, кружась в воздухе, полетели вниз.
Нет! О господи, нет!
Джэнсон словно оцепенел. Закрыв глаза, он снова открыл их: не привиделось ли ему случившееся?
Оторванные лопасти винта, лениво вращаясь, рухнули в море.
Боже милосердный!
Подобной катастрофы Джэнсон еще не видел. Сердце стиснула острая боль, сильнее, сильнее. Тео. Тео Катсарис, самый близкий человек на земле, почти сын. Тот, кто любил его, кого любил он. «Разреши мне остаться», — упрашивал его Тео, — а он отказал ему, из тщеславия, из ложной гордости.
Его нет в живых. Он сгорел у него на глазах.
Перед мысленным взором Джэнсона калейдоскопом мелькнули лица остальных. Молчаливый, невозмутимый Мануэль Гонвана. Андрессен: преданный, доскональный, надежный, мягкий — которого мало кто мог оценить по достоинству, поскольку он был начисто лишен честолюбия. Шон Хэнесси, которого он вырвал из английской тюрьмы, подписав ему этим смертный приговор. И Донна Хеддерман — невезучая американка, поборница добра.
Все они погибли. Погибли из-за него.
И Петер Новак. Величайший гуманист нового тысячелетия. Гигант среди людей. Миротворец. Тот, кто однажды спас Джэнсону жизнь. Цель всей операции.
Погиб.
Сгорел заживо на высоте три тысячи футов над Индийским океаном.
Народившийся день превратил немыслимый триумф в кошмар.
И Джэнсон знал, что это не несчастный случай, не отказ двигателей. Об этом безошибочно сообщил сдвоенный взрыв — вспышка, на какие-то мгновения предшествовавшая взрыву баков с горючим. Случившееся было результатом тщательно спланированного злого умысла. И следствием этого злого умысла была гибель четверых людей, лучших из всех, кого знал Джэнсон, а также лучшего человека на целом свете.
Проклятие, но что произошло? Кто мог составить этот дьявольский план? Когда это произошло?
И почему? Во имя всего святого, почему?
Джэнсон обессиленно опустился на дно катера, парализованный горем, отчаянием, яростью; на мгновение здесь, в открытом море, ему показалось, что он находится в склепе и на его грудь давит невыносимая тяжесть. Он с трудом мог дышать. Кровь, текущая по его жилам, словно свернулась. Вздымающееся море манило, обещая вечное забвение. Муки и страдания были просто нестерпимыми, и Джэнсон знал, как положить им конец.