— Да, — согласилась Джесси, — я тоже так думаю. — В ее голосе прозвучало что-то похожее на разочарование. — А я, наверное, посижу еще немного, поработаю.
— Какая хорошая девочка, — подмигнув, сказал Джэнсон и побрел наверх.
Он устал, очень устал. Заснет он быстро, но сон его будет беспокойным.
* * *
В сердце джунглей была база. На базе был штабной домик. В домике был кабинет. В кабинете стоял письменный стол. За столом сидел мужчина.
Его командир. Человек, научивший его почти всему, что он знал.
Человек, на которого он сейчас смотрел.
Из маленьких колонок восьмиканального магнитофона лейтенанта-коммандера звучал григорианский напев XII века. Святая Хильдегарда.
— Зачем ты хотел меня видеть, сынок?
Мясистое лицо Демареста изображало полное непонимание. Казалось, он искренне недоумевал, зачем Джэнсон пришел к нему.
— Сэр, — сказал Джэнсон, — я собираюсь подать рапорт.
— Разумеется. Отчет о проведенной операции.
— Нет, сэр. Рапорт насчет вас. С описанием вашего поведения, противоречащего статье пятьдесят третьей, определяющей правила обращения с военнопленными.
— А, вот оно что. — Демарест помолчал. — Ты считаешь, я вел себя слишком грубо с тем чарли?
— Сэр? — растерявшись, Джэнсон повысил голос.
— И ты не можешь понять почему, да? Что ж, валяй. А у меня сейчас мысли заняты другим. Видишь ли, пока ты будешь строчить свои доносы, я должен буду придумать, как спасти жизни шестерых наших людей, попавших в плен: Ты их хорошо знаешь, потому что они служат под твоим началом — точнее, служили.
— О чем вы говорите, сэр?
— Я говорю о том, что солдаты твоего отряда были захвачены в плен в окрестностях Лон Дук Тхана. Они выполняли специальное задание, проводили разведку совместно с подразделением сил специального назначения морской пехоты. Попали в засаду.
— Почему меня не поставили в известность относительно этой операции, сэр?
— Тебя весь день нигде не могли найти — кстати, прямое нарушение статьи пятнадцатой. Времени ждать не было. Ладно, сейчас ты здесь, но думаешь только о том, где бы найти острый карандаш.
— Сэр, разрешите говорить откровенно.
— Не разрешаю, — оборвал его Демарест. — Делай что хочешь, черт возьми. Но твои подчиненные попали в плен, люди, доверившие тебе свои жизни, и именно ты должен возглавить операцию по их освобождению. Если, конечно, тебе есть до них хоть какое-то дело. О, ты считаешь, я вел себя жестоко и негуманно по отношению к тем чарли. Но у меня были на то причины, мать твою! Я уже потерял слишком много людей из-за связи вьетконговцев со своими кузенами из Северного Вьетнама. Что произошло с тобой у Нок-Ло? Ты сказал, что попал в засаду. В западню. И ты был прав, черт побери! План операции проходил по каналам КВПВ, и один чарли рассказал о нем другому. Это происходит сплошь и рядом, и каждый раз кто-нибудь из наших погибает. Хардэвея убили у тебя на глазах, да? Ты держал его на руках, а его внутренности вываливались в джунгли. Хардэвея убили за несколько дней до того, как заканчивался его срок, его изрешетили пулями, и ты был рядом. А теперь скажи мне, как ты себя чувствуешь? Сентиментальные вздохи и ахи? Или тебе на все насрать? У тебя есть яйца, или их отбили, когда ты играл в футбол за свой университет? Быть может, это вылетело у тебя из головы, Джэнсон, но мы служим в контрразведке, и я не допущу, чтобы моих людей трахали ублюдки чарли, превратившие КВПВ в телефонный узел Ханоя, мать твою! — Демарест говорил не повышая голоса, однако это лишь подчеркивало эффект его слов. — Во время боевых действий командир в первую очередь отвечает за своих подчиненных. А когда речь заходит о жизни моих людей, я пойду на все, чтобы их защитить, — если только это не идет вразрез с той миссией, которую мы здесь выполняем. Мне наплевать на доносы, которые ты на меня настрочишь, мать твою. Но если ты настоящий солдат, если ты мужчина,ты сначала выручишь из беды своих людей: это твой долг. А потом можешь заниматься любым крючкотворством, какое только подсказывает тебе твоя бюрократическая душонка. — Он сложил руки на груди. — Итак?
— Жду от вас координат, сэр, — вытянулся Джэнсон.
Угрюмо кивнув, Демарест протянул ему листок голубой бумаги, мелко исписанный характеристиками операции.
— Вертолет уже прогревает двигатели. — Он взглянул на большие круглые часы, висящие на противоположной стене. — Ребята будут готовы к вылету через пятнадцать минут. Надеюсь, и ты тоже.
* * *
Голоса.
Нет, одинголос.
Негромкий. Так говорят, когда не хотят быть услышанным. Но шипящие согласные разносились далеко.
Джэнсон открыл глаза. Темнота спальни смягчалась лишь свечением ломбардской луны. Его охватило беспокойство.
Гость? Не очень далеко отсюда — в пятидесяти минутах езды на машине — при генеральном консульстве США в Милане, на виа Принсипе-Амадео, есть представительство Отдела консульских операций. Неужели Джесси удалось каким-то образом связаться со своими коллегами? Встав с кровати, Джэнсон нашел свой пиджак и ощупал карманы. Сотового телефона не было.
Джесси стащила его, пока он спал? Или он просто оставил телефон внизу? Накинув халат, Джэнсон достал из-под подушки пистолет и бесшумно направился на звуки голоса.
Голоса Джесси. Доносящегося снизу.
Спустившись до половины каменной лестницы, Джэнсон огляделся вокруг. Свет горел только в кабинете; асимметричное освещение обеспечит ему необходимую защиту — яркий свет внутри, полумрак снаружи. Еще несколько шагов, и он увидел Джесси, стоящую в кабинете лицом к стене, прижимающую к уху телефон. Тихо говорящую в трубку.
Джэнсон почувствовал, что у него защемило сердце: именно этого он и боялся.
По обрывкам разговора, доносившимся в открытую дверь, было очевидно, что Джесси разговаривает со своим коллегой в Вашингтоне. Джэнсон приблизился к комнате, и голос молодой женщины стал отчетливее.
— Значит, приказ прежний: «уничтожить», — повторила она. — При обнаружении объекта действовать, не дожидаясь дальнейших указаний.
Она убеждается, что приказ его убить остается в силе.
Джэнсона мороз по коже продрал. У него нет иного выхода, кроме как сделать то, что он должен был сделать гораздо раньше. Или он убьет сам, или будет убит. Эта женщина — профессиональный убийца: неважно, что он когда-то занимался тем же ремеслом. У него нет выбора, кроме как убрать ее; эмоции, стремление выдать желаемое за действительное, а также уверенная болтовня Джессики заслонили прописную истину.
Вечерний воздух наполнился стрекотом цикад — окно в кабинете было открыто. Джэнсон переложил пистолет в правую руку, водя дулом вслед за движениями расхаживающей фигуры. Внезапное осознание того неизбежного, что ему сейчас предстоит сделать, наполнило его отвращением к самому себе. Однако другого выхода нет. Или он убьет сам, или будет убит:страшная тайна существования, которое, как надеялся Джэнсон, осталось в прошлом. Не смягчавшее главную, окончательную истину его карьеры: убивать ибыть убитым.