– Немедленно предупредите ван дер Меера! – распорядился Четвертый.
– Нам запрещено его беспокоить, когда он находится в своем личном кабинете.
– Выполняйте, что я сказал!
– А почему бы вам самому не связаться с ним?
– Хорошо, я возьму ответственность на себя… Подождем несколько минут, на тот случай, если он вернется.
Закрыв за собой массивную дверь, Ян ван дер Меер Матарейзен прошел в свой личный кабинет, навстречу последним лучам солнца, проникающим через окна, оставленные незаложенными. Просторное помещение предназначалось для того, чтобы создавать уют. Здесь не было ни намека на самое совершенное оборудование, оставшееся по ту сторону бетонной стены; зато тут имелось все, чем должна располагать роскошная гостиная: удобные кресла, обитые парчой, диван на гнутых ножках, накрытый бледно-желтым пледом из шерсти ламы, и снова бесценные гобелены. Один угол занимала бытовая электроника: большой телевизор и все виды звуковоспроизводящей аппаратуры; зеркальный бар ломился от самых дорогих сортов виски и коньяка. Это была обитель человека, привыкшего к самому лучшему.
Ван дер Меер остановился перед широким зеркалом в позолоченной раме.
– Это снова я, мистер Гуидероне. Я принес вам хорошие новости. – Он произнес это по-английски.
– Новости, которых у вас не было пятнадцать минут назад? – послышался усиленный динамиком ответ. Эти слова также были произнесены по-английски, но с американским акцентом. Произношение образованного, состоятельного американца, которое невозможно привязать к какому-либо определенному уголку Соединенных Штатов.
– Сообщение поступило только что.
– Насколько оно важное?
– Речь идет о Беовульфе Агате.
– Об этом блистательном борове, – произнес голос невидимого Гуидероне. Послышался приглушенный смешок. – Я сейчас подойду. Я разговариваю по телефону… Будьте добры, включите канал спутникового телевидения. Сейчас должна начаться передача с нью-йоркского ипподрома «Бельмонт-парк». Мне хочется услышать обе замечательные новости – вашу и оттуда. В первом и третьем заездах бегут мои лошади.
Матарейзен сделал все так, как было сказано. Огромный экран заполнили породистые лошади, рванувшие от стартовых ворот, жокеи, стоящие в стременах, низко пригнувшись, напряженные, усердно работающие кнутом. В этот момент открылась дверь, и в комнату вошел Джулиан Гуидероне. Это был мужчина среднего роста, чуть ниже шести футов, не худой и не полный, опрятный, ухоженный, в клетчатой спортивной рубашке из итальянского шелка, наглаженных серых фланелевых брюках и штиблетах от Гуччи. Определить его возраст с первого взгляда было непросто – хотя не вызывало сомнений, что мужчина уже далеко не молод. В его седых волосах еще кое-где проглядывали светло-русые пряди, которые позволяли предположить, какого цвета волосы были в молодости; однако лицо с острыми чертами спутывало все попытки определить, сколько Гуидероне лет. Лицо это было красивое, быть может, даже чересчур безукоризненно пропорциональное, чересчур симметричное. Загорелая кожа казалась слегка выцветшей, что нередко происходит, когда туристы с севера слишком охотно подставляют себя тропическому солнцу. Вероятно, при беглом взгляде подобная мелочь оставалась незамеченной; все внимание притягивал смуглый загар. Однако стоило всмотреться в привлекательное морщинистое лицо, и нарушение пигментации начинало бросаться в глаза, как и небольшая, едва уловимая хромота на левую ногу.
– Между прочим, старина, – сказал Гуидероне, – я пробуду здесь еще три дня и уеду так же, как и приехал, – в три часа утра. Отключи́те на это время сигнализацию.
– В ближайшее время мне ждать вашего возвращения?
– Только если вы дадите свое «добро». Разумеется, у вас свои планы, и именно из них и надо исходить в первую очередь, не так ли?
– Ни за что на свете, мистер Гуидероне, я не доставлю вам неудобства.
– Оставьте это, ван дер Меер. Командуете парадом вы, это ваша игра. Через два года мне исполнится семьдесят; надо уступать дорогу молодым. Я при вас всего лишь советник.
– Ваши мудрые советы не имеют цены, – поспешил заверить гостя Матарейзен. – Вы работали здесь тогда, когда я еще был неоперившимся юнцом. Вам известно то, что мне никогда не постичь.
– С другой стороны, ван дер Меер, вы способны делать то, что мне уже не по силам. Мне говорили, что несмотря на ваши совсем невнушительные габариты, ваши ноги и руки являются смертельным оружием. Случалось, вы за считаные секунды разделывались с теми, кто был значительно крупнее и тяжелее вас… В былые времена я поднимался на Маттерхорн и на Эйгер, но сейчас я сомневаюсь, что мне покорится склон для начинающих альпинистов.
– Какими бы ни были мои физические и интеллектуальные способности, они не сравнятся с вашим опытом.
– Сомневаюсь, и все же спасибо за комплимент…
– Расскажите мне об этом Скофилде, о Беовульфе Агате, – вежливо, но твердо остановил собеседника Матарейзен. – Я беспрекословно выполнил все ваши распоряжения и, позвольте заметить, при этом шел на определенный риск. Естественно, мне любопытно. Вы назвали Скофилда «блистательным боровом». Почему?
– Потому что он жил среди свиней, общался со свиньями – своими собственными американскими свиньями, которые пытались его убить. Официальная формулировка гласила «казнить за предательство».
– Теперь мое любопытство не знает границ! Американцы хотели расправиться с ним?
– Скофилд об этом проведал и, вместо того чтобы отомстить тем, кто отдал приказ, обратил ситуацию в свою пользу и стал в прямом смысле неприкасаемым.
– Прошу прощения?
– На протяжении двадцати пяти лет он шантажировал всех остальных свиней.
– Но как?
– Скофилд предупредил, что у него есть документальные подтверждения того, что нам удалось подорвать изнутри все основные государственные ведомства Соединенных Штатов и что мы были близки к тому, чтобы усадить своего человека в президентское кресло. И это правда. Если бы не Беовульф Агата и Змей, мы осуществили бы величайший переворот в истории цивилизованного мира.
– Змей?
– Сотрудник советской разведки по фамилии Талейников… Но это все, что вам нужно знать, мой дорогой ван дер Меер. Талейников умер страшной смертью, и теперь мы должны привести в исполнение смертный приговор в отношении Беовульфа Агаты, вынесенный его собственным начальством.
– Уже привели. В этом и состоит моя новость. Траулер «Альфа» был взорван и потоплен. Достоверно известно, что Скофилд находился на его борту. Он мертв, мистер Гуидероне.
– Примите мои поздравления, ван дер Меер! – воскликнул советник главы Матарезе. – Вы действительно по праву унаследовали этот пост! Я непременно сообщу обо всем Совету в Бахрейне. Если Скофилд и оставил какие-либо обличительные документы, мы к ним готовы. Бредовые домыслы мертвого безумца, с позором уволенного со службы, не имеют ничего общего с истиной. С этим мы справимся. И снова вы сработали отлично, Матарейзен! Теперь можно переходить к следующему уровню. Как продвигаются дела? Чего вы действительно достигли?