- Я против, - сказал Брэй, глядя на листок бумаги, заполненный почти детским почерком. - Потому что мы знаем, кто они, зато мы ничего не знаем о других. Кто их потомки? Где они живут? Именно потому, что об оставшихся двоих ничего не известно и поиски могут сопровождаться сюрпризами, я полагаю, начать стоит как раз с них. Дэвид Уоверли и Джошуа Эпплетон IV скорее всего не имеют ничего общего с Матарезе.
- Почему ты так уверен? - спросил Талейников.
- Все, что мне известно, не свидетельствует об их связи с Матарезе. Они не имеют с Орденом ничего общего. Об Уоверли я знаю по досье, он легко идет на компромиссы, гибок, и по его характеру не похоже... он не подходит. А Эпплетон - либеральный реформатор, игнорирующий классовые различия, защитник рабочих и интеллектуалов. Он - нечто вроде сиятельного князя и благородного рыцаря, и многие в Америке прочат его в Белый дом на будущий год.
- Ну чем не резиденция для подельников Матарезе?
- Да глупо как-то, несерьезно... Он незауряден.
- Возможно, ты обладаешь умением внушать и убеждать. Согласен насчет обоих. Тогда начнем с двух других, то есть с Ленинграда и Рима.
- Семьдесят лет назад старый Гильом произнес: "Вы и ваши люди сделают то, что я уже не смогу". Интересно, что значит это "ваши"? Неужели потомки? Как-то слишком просто, - размышлял Брэй.
- Конечно не сложно. Но "ваши" может означать не "потомки", а наследники, избранные за определенные качества, входящие в Орден не по рождению, - заметил Талейников. - Но все же не забывай, что все они принадлежали к некогда могущественным кланам и семьям. А Уоверли и Эпплетон таковы и теперь. В этих кругах наследование по крови - традиция. И этот признак приоритетный. Им предстояло унаследовать землю, то есть земной шар. И старуха сказала, что в этом-то и состояла месть Гильома де Матарезе.
- Я помню об этом. Но старуха сказала также, что они - лишь исполнители, а управляет, руководит ими другой, чей ледяной голос словно жестокий ветер... Пастушок, кем он стал теперь, спустя столько лет?..
- Начнем все же с семей, - повторил Талейников. - Если его можно разыскать, то только через остальных.
- Ты сумеешь вернуться в Россию, в Ленинград?
- Запросто. Через Хельсинки. Это будет для меня трогательная поездка. В молодости я провел там почти три года, учился в Ленинградском университете. Там-то спецслужбы и разыскали меня.
- Не думаю, что тебя там ждут с распростертыми объятьями. - Скофилд снова вложил листок в своеобразную обложку и убрал его в карман. Затем достал небольшую записную книжку. - Когда будешь в Хельсинки, остановись в отеле "Тэвэстиан", и я свяжусь с тобой. Я скажу, кого тебе нужно будет разыскать там. Да, не забудь назвать свое имя по легенде, под которым ты там остановишься.
- Рудаков. Петр Рудаков, - сказал русский не задумываясь.
- Кто это?
- Виолончелист севастопольского симфонического оркестра. У меня есть его документы, мне они давно понадобились... для разнообразия.
- Надеюсь, никто не заставит тебя играть на виолончели.
- Не беспокойся, придирчивые критики уже сделали свое дело.
- Давай займемся кодом, - предложил Брэй, глядя на Антонию, которая премило беседовала с бастийским солдатом, подошедшим к ней. Она держалась неплохо, смеялась приветливо, но не нарушая дистанции, не обнадеживая домогателя. Она была не лишена элегантности. По взглядам солдата на девушку Скофилд понял, что парень не помышляет о дальнейшем развитии отношений.
- Как ты думаешь, что может произойти? - спросил Талейников, глядя на Брэя.
- Я буду знать это в течение ближайших сорока восьми часов, - коротко ответил Скофилд.
Глава 18
Траулер подошел к итальянскому берегу. Зимнее море было яростным и штормило, судно плохо справлялось с течением, поэтому плавание длилось около семнадцати часов. Путешествие это означало для Скофилда не только начало охоты за потомками семьи Скоцци. В ожидании лодки Скофилд сумел расположить девушку к достаточно откровенному разговору, ибо у него появились время и возможность поближе узнать Антонию Граве - такова была ее фамилия, поскольку ее отцом оказался француз, сержант-артиллерист, попавший на Корсику во время Второй мировой войны.
- Так что, видите, - сказала она, - уроки французского стоили не дорого, но и пригодились лишь для того, чтобы злить папочку, который так и не научился изъясняться с моей матерью-итальянкой.
Антония все еще продолжала вспоминать, что случилось с бабушкой, но все же чувствовала себя уже куда лучше. Она начала смеяться и иногда не могла остановиться, просто хохотала, словно смех снимал ее напряжение. Сидя рядом с Антонией, Скофилд не мог поверить, что эта девушка, в бриджах цвета хаки и свободном грубом жакете, еще недавно храбро вступила в диалог с ними там на холмах, держала их под прицелом и отдавала команды.
Он рискнул спросить ее, где она научилась обращаться с обрезом.
- Я прошла через определенный период в жизни, думаю, как и мы все, - когда нам кажется, что социальные реформы возможны только благодаря агрессивной активности. Эти маньяки из "Бригады Россо" знали, чем нас завлечь.
- Бригады? Ты что, была в "Красных бригадах"? Бог мой!
Она кивнула.
- Я провела несколько недель в лагерях неподалеку от Медичины. Там нас учили стрелять, брать препятствия, провозить контрабанду. Правда, особыми успехами я не отличалась. И вот однажды на боевых учениях погиб один парнишка-студент. Как выразились отцы-командиры, в результате несчастного случая в ходе учений. Какие там учения? Мы же не были военными. Просто молодые ребята с ножами и ружьями. Он умер у меня на руках. Я едва знала его, но лицо его перед смертью, с широко раскрытыми испуганными глазами, я не могу забыть до сих пор... Я сбежала оттуда в Болонью. А теперь ответьте мне, мы решили с вами наш вопрос?
- Какой вопрос?
- Куда мне идти. Вы и русский сказали, что мне следует доверять вам обоим, делать так, как вы говорите, покинуть Корсику и не возражать. Что ж, синьор. Мы покинули Корсику, и я верила вам: я не убежала.
- А почему?
Антония помолчала, затем ответила:
- Страх. Это вам знакомо? Вы не обычные люди. Вы так рассудительны, но вы движетесь слишком быстро для рассудительных мужчин. И не пошли вместе. И мне кажется, что вы те люди, которые идеально отвечают требованиям тех одержимых из "Красных бригад". Вы пугаете меня.
- И это остановило тебя?
- Русский хотел меня убить, он следил за мной пристально и выстрелил бы в ту же секунду, когда ему показалось, что я собираюсь сбежать.
- На самом деле он не хотел убивать тебя и не собирается. Ты была в полной безопасности.
- А сейчас я тоже в безопасности? Возьмите с меня слово о том, что я ничего никому не скажу, и отпустите меня!