Внезапно рефрижератор начат тормозить, а затем и вовсе остановился. Все чувства Борна обострились до предела. По всей видимости, это был полицейский кордон.
В течение не менее пяти минут царила полная тишина, а затем послышалось грубое лязганье засовов открывающейся двери кузова и раздались голоса:
— Вы подбирали кого-нибудь, кто голосовал на дороге, мистер Гай? — донесся до ушей Борна голос одного из полицейских.
— Нет, сэр, я на дороге вообще никогда и никого не подбираю, — ответил водитель. — А что случилось-то?
— Взгляните на эту фотографию. Вы, случаем, не видели этого человека?
— Не-а!
— А что везете?
— Свежую клубнику, — ответил Гай. — Послушайте, офицеры, имейте совесть! Когда перевозишь такой нежный груз, нельзя расхлебянивать двери! Представляете, какой штраф мне придется заплатить, если клубника, не приведи бог, испортится?
Послышалось чье-то ворчание, потом мощный луч фонаря заплясал по внутренностям рефрижератора.
— Ладно, приятель, закрывай, — буркнул полицейский. Луч фонаря погас, грохнула дверь кузова, и по центральному проходу, отразившись от противоположной стенки, прокатилось гулкое эхо.
Борн подождал, пока грузовик, направляясь по шоссе к стольному городу Вашингтону, наберет скорость, и только затем выбрался из своего клубничного убежища. Мысли в его голове теснили друг друга. Копы наверняка показали Гаю фотографию Дэвида Уэбба, которая уже транслировалась по Си-эн-эн.
Через полчаса равномерный шум гладкого шоссейного покрытия под колесами прекратился. Машина остановилась, и из-за металлических стен кузова стали доноситься обычные для любого города звуки дорожного движения. Пора выбираться наружу!
Борн подошел к двери и надавил на поршень предохранителя. Тот не поддался. Он предпринял еще одну попытку, приложив на сей раз гораздо более мощное усилие. Ничего! Ругаясь прерывающимся от усилий голосом, Борн вытащил из кармана фонарь, найденный в кухне Конклина, и, направив его луч на замок, увидел удручающую картину: механизм был изуродован — окончательно и бесповоротно.
Глава 5
Директор Центрального разведывательного управления находился на традиционном вечернем совещании, проводимом Робертой Алонсо-Ортис, помощником президента США по национальной безопасности. Они встретились в комнате ситуационных игр Белого дома — круглом помещении в недрах резиденции американских президентов. Множество комнат, расположенных над их головами, украшенных деревянными панелями и изумительной красоты инкрустациями, ассоциировались в сознании большинства американцев с историей их страны. Но здесь, в самой нижней части здания, в полной степени ощущалась вся мощь пентагоновских олигархов, создававших эти лабиринты на протяжении многих десятилетий. Вырубленное в древней скальной породе, расположенное ниже фундамента Белого дома, это помещение было настолько огромным, что угнетало своими размерами. Это был подлинный храм неуязвимости.
Алонсо-Ортис, директор ЦРУ, их помощники, а также наиболее доверенные сотрудники Секретной службы уже, наверное, в сотый раз обсуждали схему обеспечения безопасности грядущей встречи на высшем уровне в Рейкьявике, в ходе которой президенты России, США и ведущих государств исламского мира должны были обсудить пути борьбы с международным терроризмом. На большом экране поочередно меняли друг друга подробнейшие поэтажные планы отеля «Оскьюлид» и информация, касающаяся всего, что так или иначе сопряжено с обеспечением безопасности помещения: входы и выходы, лифты, крыша, окна и так далее. Была налажена прямая видеосвязь с Рейкьявиком, где уже работал специально откомандированный туда директором агентства Джеми Халл, так что он тоже имел возможность участвовать в совещании.
— Мы не имеем права допустить ни малейшей ошибки, — говорила Алонсо-Ортис. Она великолепно выглядела: с черными как вороново крыло волосами и яркими, светящимися умом глазами. — Все составляющие части нашей схемы должны сработать безукоризненно. Любая, пусть даже самая микроскопическая брешь в обеспечении безопасности может привести к поистине катастрофическим последствиям. Под откос будут пущены все те колоссальные усилия, которые на протяжении последних полутора лет прилагал наш президент, выстраивая выгодную для нас систему взаимоотношений с ведущими государствами исламского мира. Мне нет нужды рассказывать вам, — продолжала она, — о том, что за фасадом показной готовности арабов к сотрудничеству скрывается глубоко укоренившееся недоверие к западным ценностям, этическим нормам иудейско-христианского мира и всему, что страны Запада исповедуют. Даже малейший намек на то, что наш президент обманул их, будет иметь незамедлительные и ужасные последствия.
Алонсо-Ортис обвела взглядом собравшихся за столом. У этой женщины был удивительный дар: она могла обращаться сразу ко многим людям, но при этом каждому казалось, что она разговаривает именно с ним.
— Не допускайте ошибок, джентльмены. В противном случае мы можем получить — я не преувеличиваю, поверьте! — глобальную войну, повсеместный джихад, какого мы еще не видели и, возможно, даже не в состоянии себе вообразить.
Она уже хотела предоставить слово Джеми Халлу, как тут в комнату вошел молодой стройный мужчина, бесшумно приблизился к директору ЦРУ и вручил ему запечатанный конверт.
— Прошу прощения, доктор Алонсо-Ортис, — извинился Директор, а затем разорвал конверт и стал читать находившееся в нем послание. По мере чтения пульс у него учащался. Помощник президента по национальной безопасности не любила, когда проводимые ею совещания прерывались, да еще столь бесцеремонным образом. Зная, что она пристально смотрит на него, Директор тем не менее отодвинул стул и встал.
Алонсо-Ортис адресовала ему протокольно-вежливую улыбку. Губы ее были сжаты столь плотно, что стали почти не видны.
— Надеюсь, у вас имеются достаточно веские основания для того, чтобы столь внезапно покинуть наше совещание?
— Не сомневайтесь, доктор Алонсо-Ортис, основания — более чем веские.
Директор, хотя и был ветераном политических баталий, хоть и обладал благодаря занимаемому посту достаточно большой властью, все же не собирался бодаться с человеком, мнение которого значило для президента больше, чем любое другое. Поэтому он ничем не выдал овладевшее им раздражение. На самом деле Директор питал по отношению к Алонсо-Ортис глубочайшую антипатию, причем — по двум причинам одновременно. Во-первых, она отодвинула его в сторону и узурпировала хо место рядом с президентом, которое традиционно принадлежало ему. Во-вторых, она была женщиной. Именно поэтому Директор воспользовался тем немногим, что пока еще оставалось в его власти, — правом не сообщать ей причину своего внезапного ухода. А ей, он не сомневался, больше всего на свете хотелось бы о ней узнать.
Улыбка помощника президента по национальной безопасности стала еще тоньше.
— В таком случае я была бы чрезвычайно признательна, если бы в ближайшее время вы самым подробным образом проинформировали меня о тех чрезвычайных обстоятельствах, которые заставляют вас покинуть наше совещание в данный момент.