Неделя в декабре - читать онлайн книгу. Автор: Себастьян Фолкс cтр.№ 84

— Я понимаю, что обидела тебя, — сказала Шахла. — Я и сама считаю, что у настоящего ислама есть будущее, но только мирное, религиозное. Он станет более современным. У людей появится больший выбор, они смогут жить частной жизнью, и она станет более светской. Смогут оставаться такими же благочестивыми, но частным образом, в малых общинах. Фрагментарных. Атомизированных.

— Мне и думать-то об этом противно! — заявил Хасан. — Вспомни о великолепии исламской империи, объединившей великой верой людей всех цветов кожи и рас. А теперь все распалось — «атомизировалось», как ты выражаешься, и у каждого свои собственные дурацкие наушнички, своя мелодия звонка и своя шуточка, которая автоматически присобачивается к любому текстовому сообщению.

— Я понимаю, — сказала Шахла. — В современном мире нет ничего по-настоящему крупного, верно? «Потребительский выбор». Такая малость. И интернет лишь подчеркивает это. Делая мелочи чьей-то жизни мгновенно доступными всем.

— О господи, да, — согласился Хасан. — Блоги.

— «МестоДляВас».

— Брррр!

— Но ведь это правда, Хас, ее уже не будет. Революции. Самая лучшая исламистская модель, о какой я читала…

— В ходе твоих до крайности узких исследований…

— Вот именно. В ходе моих до крайности узких исследований… Исламизм не способен создавать политические системы со встроенными в них демократическими средствами контроля. Ему остается полагаться на то, что у власти будут стоять и править по справедливости достойные люди. Но ведь это порочный круг, потому что достойные люди могут становиться достойными только в обществе, которое уже является исламским.

— Мне как раз такой идеализм и нравится, — сказал Хасан. — А тебе нет?

— И мне тоже. Однако в какой-то из полутора тысяч годочков твои ребята позабыли, что им следовало бы замарать руки. Придумать политическую систему. А теперь уже слишком поздно.

Хасан прикусил губу:

— Может, посмотрим все-таки фильм?

Шахла рассмеялась:

— Давай. Только имей в виду, он из тех, какие ты называешь кафирской дребеденью — этакая, стыдно сказать, романтическая комедия с Томом Гриттом и Эвелиной Белле в главных ролях.

— В самый раз для нашего атомарного современного мира, — отозвался Хасан. — Даже в кино ходить не надо. Ты уверена, что тебе так уж хочется слушать звук вместе со мной? Может, возьмешь себе отдельные наушники?

— Перестань. А то я заплачу.

Шахла вставила диск в маленький плеер на задней стенке телевизора.

— Послушай, а тебя это не сильно задержит? Раньше часу ночи фильм не закончится.

— Вот и хорошо. Тогда я домой и поеду.

— Отлично.

На миг Хасан смутился — все выглядело так, точно они обсуждали, не останется ли он у Шахлы на ночь, и он каким-то образом…

— Да, конечно. Но только если тебе это удобно, Шахла. Если тебе не нужно вставать завтра пораньше…

— Нет-нет. Меня же королева не ждет. Ладно, поехали. Выбор эпизода? Нет, спасибо. Воспроизведение.

Хасан был уверен, что фильм ему не понравится, однако не прошло и пятнадцати минут, как он утратил способность сдерживать смех.

В начале вечера Ванесса Вилс опустила пять кубиков льда в большой викторианский бокал, налила в него почти до краев водки, добавила немного свежей мяты, ломтик лайма и несколько капель гренадина. Это была вторая ее — с шести вечера — порция «настоящей» выпивки, и, покончив с ней, Ванесса ограничится тем, что она называла просто вином. Она перешла с бокалом в гостиную, сбросила туфли и, забравшись на софу, включила телевизор.

Закурив сигарету — классическую, американскую, с ароматом поджаренной пшеницы, — Ванесса провела ладонью ото лба к затылку по волосам, профессионально вымытым и высушенным сегодня после полудня на Холланд-парк-авеню. И, прежде чем погрузиться в пустоту вечера, перебрала мысленно всех и всё, за что считала себя лично ответственной.

Макс, вест-хайленд-уайт-терьер, получил причитавшуюся ему прогулку и возможность прогавкать целых два часа на дальнем краю их парка, под окном соседей. Белла, ее четырнадцатилетняя дочь, осталась ночевать не то у Хлои, не то у Зои. Это происходило, как давно уже заметила Ванесса, почти каждый день, но, может быть, для девочки оно и к лучшему — получается подобие практических занятий по общению с людьми. В школе Белла училась не очень хорошо, ну так она и особо умным ребенком никогда не была. Дочь оставалась для Ванессы загадкой. Начать с того, что мода Беллу, похоже, нисколько не интересовала — может быть, из-за ее полноты, однако Ванесса в этом сомневалась. Не интересовали ее и дискотеки, вечеринки, мальчики, туфельки, деньги, музыка и что там еще должно интересовать девочек? Бог их знает, чем они занимаются во время этих «ночевок», — помимо того, что едят слишком калорийную пищу да надевают, перед тем как забраться в спальные мешки, ворсистые пижамки. Белла казалась пришелицей из какого-то другого десятилетия; однажды Ванесса застала ее за чтением книги о том, как живут пони, господи боже ты мой!

Теперь Финбар. Ну, этот сидит у себя в комнате, заходить в которую она больше не решается. Он умеет и самые невинные вопросы представлять как грубейшее вторжение в его личную жизнь. Возможно, Финн онанирует там или еще что, однако ему шестнадцать лет и, стало быть, по закону он взрослый — или почти взрослый, — поэтому и сделать с ним Ванесса ничего уже не может. Правда, он очень бледен и тощ — почти в той же мере, в какой полновата Белла, но что прикажете делать матери: уговаривать его ходить в спортзал и есть побольше картошки? Самое лучшее — оставить сына в покое, пусть у себя, наверху, сам ищет дорогу в жизни. Комната у него, во всяком случае, хорошая — лучшая в доме, как всегда говорит Джон.

А Джон? Ну, чем занят Джон, догадаться не сложно — Джон заработался допоздна. А вернувшись домой, проработает до еще более позднего часа. Ванесса знала, он проводит какую-то крупную операцию. Знала, поскольку вместо того, чтобы ложиться в час ночи и потом лежать без сна, изводя себя тревожными мыслями, Джон оставался на ногах до открытия не то закрытия какого-то восточного рынка, а иногда и дольше, — и в семь утра она обнаруживала его, усталого и небритого, на кухне читающим утренние газеты и одетым в то же, что было на нем вчера.

Ванесса закурила новую сигарету, вздохнула. Она вышла за Джона потому, что он был богат, и потому, что чувствовала: он не станет требовать от нее слишком многого. Джон с удовольствием отказался от торгов в НТБ и перебрался в энергетический отдел, находившийся в главном здании его банка, на Уолл-стрит, — ей Джон сказал, что пошел на это ради нее, однако Ванесса уже тогда знала его слишком хорошо, чтобы поверить, будто он способен сделать что-то, не приносящее финансовой выгоды. Впрочем, эта фикция оказалась полезной для них обоих: Ванесса якобы обратила вульгарного биржевика в учтивого завсегдатая благотворительных приемов, а Джон якобы согласился на это превращение из чистой галантности и желания порадовать жену.