Светланы дома не было, в холле президента встретили горничная, шеф-повар и домашний секретарь. Отдав каждому из них короткие распоряжения, он принял душ, переоделся и уединился в кабинете с окнами, выходящими в сад. Секретаря, заглянувшего, чтобы отрапортовать о том, что нужный человек прибудет ровно через тридцать пять минут, Астафьев выпроводил рассеянным взмахом руки.
Чем дольше он находился на посту президента, тем сильнее ценил минуты полного одиночества. Порой они представлялись ему непозволительной роскошью.
В распоряжении президентов имеется масса служивого люда, готового с утра до ночи решать различного рода проблемы, угождать, советовать, докладывать, наводить справки и заниматься прочими столь же важными или не столь важными делами.
Одно перечисление людей, так или иначе занятых обслуживанием президента, заняло бы не один десяток страниц. Ведь это не только силовики, министры, референты и прочие важные персоны. Есть еще повара, шоферы, сиделки, медсестры, врачи, консультанты по самым разным вопросам, собаководы, садовники, гримеры, парикмахеры, портные, архитекторы, дизайнеры. В результате президент любой страны крайне редко остается наедине с собой. Кроме того, он теряет индивидуальность. Он представляет собой продукт коллективного труда и постепенно теряет способность обходиться без имиджмейкеров, психоаналитиков и спичрайтеров, которые точно знают, какой должна быть походка у главы государства, какие жесты, какое выражение лица, что он произнесет перед телекамерами и с какой интонацией.
В театре короля играет свита.
В жизни эта свита создает короля, лепя его каждый на свой вкус, кто во что горазд. В результате получается ходячий муляж, манекен, биоробот.
Скептики могут сравнить Силина и Астафьева, разговаривающих почти одинаковыми голосами, употребляющих очень похожие выражения и делающих идентичные жесты. Их плащи, костюмы, галстуки, расстегнутые рубашки, демократические водолазки, джинсы и куртки словно взяты из одного гардероба, где будет во что одеться и следующему президенту.
Сознавал ли это когда-нибудь Астафьев? Вряд ли. Ему показали, как решительно распахивать дверь при входе в помещение, заполненное прессой, он заученно распахивает и входит. Его ставят в лыжном костюме у подножия гор и фотографируют, а он только улыбается, не думая, что несколько лет назад на том же месте в той же одежде красовался Владлен Вадимович. Он употребляет в разговоре с журналистами словечко «кошмарить», не отдавая себе отчета в том, что это не пошлая хохма для электората, а просто банальный плагиат. Он поднимает указательный палец, копируя предшественника. Все это не его вина и не его заслуга. Над ним работали и работали специалисты, опекавшие предыдущего президента. Им показалось, что они нашли образ, популярный в народе, и они решили тиражировать до тех пор, пока будут увиваться вокруг Кремля.
Между тем образ начал приедаться, и, чувствуя это, Астафьев инстинктивно стремился поменять что-то в себе и вокруг себя. Однако всякий раз его успокаивали те, кому как раз менять ничего не хотелось. Ведь огромный аппарат, обслуживающий российского президента, обновился лишь на какие-то пятнадцать процентов. «Старички» предпочитали катиться по наезженной колее. «Новичкам» не оставалось ничего другого, как присоединяться к большой шумной компании.
И все же имелся в распоряжении Астафьева один человек, стоявший особняком. Человек, к мнению которого он прислушивался и которому доверял. Человек, о существовании которого не подозревали даже те, кто мнил себя приближенным к президенту.
4
Он был родом из Санкт-Петербурга, и в жилах его текла кровь холодная и водянистая, как осенняя Нева. Если верить документам, то звали его Глебом Георгиевичем Грином, во всяком случае, на данном этапе карьеры. Когда его спрашивали, а не приходится ли он родственником тому Грину, который сочинил «Алые паруса», он обычно отвечал отрицательно, но уточнял, что, вполне возможно, является прямым потомком Гринева из «Капитанской дочки».
Такая же путаница происходила с биографией Глеба Грина.
До появления в окружении президента он числился в разведке, но не в Службе внешней разведки РФ, не в войсковой разведке и не в контрразведке ФСБ. Как удалось выяснить после тройной проверки, Грин проходил службу в самой засекреченной структуре Российской Федерации, превосходящей в таинственности даже пресловутый спецназ ГРУ. Сокращенно называлась она УФО, что расшифровывалось как «Управление федеральной охраны» и не говорило несведущему человеку ровным счетом ничего.
Астафьев, которому напрямую подчинялось управление, прибегал к его услугам лишь дважды. В первый раз во время российско-грузинской войны, когда возникла необходимость запугать Михаила Шахашвили и заставить его отказаться от дальнейшей агрессии. Судя по его невменяемому поведению перед телекамерами, это невидимкам из УФО удалось в полной мере. До прекращения боевых действий Шахашвили не решался ходить в одиночку даже по малой нужде, а во время выступления в прямом эфире увидел в студии российского разведчика, впал в прострацию и стал задумчиво жевать собственный галстук.
Во второй раз Управление федеральной охраны было задействовано Астафьевым в день празднования Военно-морского флота в славном городе Севастополе. Ему стало известно о провокации, готовящейся там для дестабилизации обстановки и разрыва договора между Россией и Украиной. Несколько украинских спецназовцев, переодетых российскими моряками, должны были затеять массовую драку, сопровождаемую убийствами мирных жителей. К счастью, ребята из УФО вовремя нейтрализовали этих лжеморячков и не допустили кровопролития.
Находился ли тогда среди них Глеб Грин, президент не знал. Этот человек был приставлен к нему в качестве то ли консультанта по щекотливым вопросам, то ли личного телохранителя, то ли специалиста по особым поручениям. Порекомендовал его предшественник Астафьева, сказавший в доверительной беседе:
– Ты, конечно, можешь отказаться от его услуг, Анатолий Дмитриевич, но я бы не советовал. Майора Грина я оставляю тебе не для подвоха и не для того, чтобы он тайно следил за тобой. Этот человек незаменим.
– В ситуациях какого рода? – поинтересовался тогда Астафьев.
– Во-первых, в ситуациях того рода, которые не разрешишь посредством легальных методов. Во-вторых, когда больше просто не к кому обратиться. Он был для меня кем-то вроде ангела-хранителя.
– Могу ли я уточнить, как именно ты использовал его, Владлен Вадимович?
Силин покачал головой, улыбаясь:
– Не спрашивай, Анатолий Дмитриевич, все равно не отвечу. Слишком личный вопрос.
Грина при себе Астафьев оставил, однако доверяться ему не спешил. Пожалуй, отношение к этому человеку переменилось одним зимним вечером, когда Астафьеву, блаженствующему у камина, захотелось вдруг поболтать с кем-то за бокалом доброго шотландского виски, и он вызвал к себе Грина.
Тот явился без тени смущения и совершенно не заспанный, хотя время было не просто позднее, а давно перевалило за полночь. Его узкое, резко очерченное лицо выглядело в отблесках пламени абсолютно незнакомым, и Астафьев машинально отметил, что, если бы Грину вздумалось отрастить бородку клинышком, он запросто мог бы сыграть Мефистофеля на театральной сцене. Еще Анатолий Дмитриевич отметил, как непринужденно Грин держится, как свободно сидит и насколько уверен его взгляд, хотя очень многие видные политики в подобной ситуации начинали вести себя скованно и принимать деревянные позы.