Дату смерти изменить нельзя - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Донской cтр.№ 46

– В правом верхнем углу, – сказала Пом, – находится знак погружения. Кань. Он…

– Погружение, – глубокомысленно повторил Председатель, – проникновение в самую суть. – Ложись-ка на пол, Пом. Сейчас я научу тебя позиции под названием Змеиный Клубок. – Дождавшись, когда приказание будет выполнено, Председатель заплел ноги девушки чуть ли не морским узлом и, налегая на нее влажным брюхом, спросил: – Чувствуешь? Вот что такое проникновение и самоотдача.

– О! – простонала Пом, в полной мере почувствовавшая и то, и другое. – Вы такой неутомимый, мой господин. Я таю от счастья и задыхаюсь от страсти.

Она не врала. По европейским меркам, Председатель Ли был мужчиной низкорослым и невзрачным, но хрупкой корейской девушке казалось, что навалившаяся на нее туша весит целый центнер. Изнемогая, она покряхтывала и вскрикивала от избытка болезненных ощущений. Распалившийся Председатель дергался, как припадочный, но завершать свое дело не спешил. Особые снадобья обеспечивали ему почти неиссякаемую энергию и неутомимость. Он вел себя, подобно ополоумевшему кролику, способному растягивать удовольствие до бесконечности.

– Двигайся, – приговаривал Председатель, – двигайся.

Превозмогая себя, Пом подчинилась. Никогда еще ей не хотелось чьей-нибудь смерти, как теперь. Она была готова задушить Председателя собственными руками, но знала, что не справится, а потому лишь мечтала о том, как сделает это однажды. Ненависть к нему смешивалась с ненавистью к родителям, пожертвовавшим родной дочерью ради собственного благосостояния.

Это произошло во время празднования шестидесятилетия отца. Назывался юбилей «хвегап», на него съехалось множество гостей. Облаченный в свой лучший костюм отец торжественно восседал во главе стола, принимая денежные подношения от родственников, друзей и соседей. Вот тогда-то и появился Константин Ли с долларами в конверте. Вручая подарок юбиляру, он многозначительно посмотрел на Пом и произнес трехстишие, смысл которого раскрылся значительно позднее:

Не скорби по хрупким цветам,

Которые срывают другие.

Лучше в небо смотри.

«Ах, как тонко, ах, как мудро», – льстиво запричитал отец, спрятавший конверт подальше от посторонних глаз.

– Позвольте, уважаемый, ответить вам стихами, пришедшими мне в голову. Они не столь совершенны, как те, что были произнесены вами, но, надеюсь, вы оцените смысл, вложенный в них: «Облако, плывущее рядом с солнцем, непременно прольется благодарным дождем».

Благодарный дождь пролился: в виде слез бедняжки Пом. Неоднократно. Взрослые заключили взаимовыгодную сделку, а отдуваться выпало ей, юной девушке, рожденной для счастья, как рождается птица для полета. Птицу посадили в клетку, ощипали, а теперь потрошили заживо.

– Хэх-хо! – приговаривал Председатель, налегая сверху. – Хэх-хо! – Обильные капли его трудового пота падали на разгоряченное лицо зажмурившейся Пом.

«Только бы не циркуль, только бы не циркуль», – молила она Всевышнего, исправно напрягаясь и расслабляясь в такт движениям Председателя.

Девушка не знала, к какому именно богу обращается. Может быть, к целому божественному сонму кви-син? Значит, заодно к владыке сонма Ханыниму. К всемогущим духам Большой Медведицы и Полярной звезды, к обитателям гор и вод, к тигроподобному Хосину, к сороказубому Будде, ко всем сразу и ни к кому в отдельности.

Только бы не циркуль!

Небеса услышали мольбу Пом. Пытка закончилась. Председатель изменился в лице, задергался, заскрежетал зубами, в экстазе закатил зрачки, отчего его глаза превратились в два жутковатых бельма припадочного.

– Ах-хо, – облегченно прорычал он, обрушившись на девушку всей своей потной тушей. Пом тоже застонала: от усталости и отвращения.

Председатель наконец оставил ее в покое и, не потрудившись хоть как-то привести себя в порядок, принялся дозваниваться кому-то на берегу. Связь была плохая, ему пришлось одеться и подняться на палубу. Оставшись одна, Пом посидела немного на полу, потом встала, чувствуя себя разбитой и опустошенной. Ее первым побуждением было принять душ, чтобы смыть с себя запах чужого пота, но вместо этого она приблизилась к шкафу и заглянула на полку со своими вещами. Здесь хранилась крохотная статуэтка Будды, вырезанная из дерева. Стремясь завоевать его расположение, Пом покрыла фигурку золотой краской и повсюду носила ее с собой. Когда девушке никто не мешал, она окуривала своего маленького Будду дымом ароматических свечек. Поверье гласило, что, когда он услышит обращенные к нему мольбы, его правое ухо почернеет. Однако статуэтка упорно не желала меняться. Будда не спешил осчастливить Пом своими дарами или избавить ее от несчастий. А чего еще ожидать от того, кто посвятил жизнь своему собственному спасению?

Выбросив статуэтку в море, Пом постояла возле открытого иллюминатора, ожидая каких-нибудь последствий. Кара за святотатство не последовала. Волны по-прежнему лениво облизывали борта яхты, в голубом небе громоздились безмолвные облачные башни, переругивались чайки, травили анекдоты матросы. Ничего не изменилось. Тогда Пом прихватила со стола циркуль и отправилась в маленькую душевую кабинку. На ее одежде отсутствовали карманы, однако имелось множество складок, среди которых можно было припрятать циркуль. Пом знала, как распорядится им, когда станет совсем невмоготу. Председатель привык спать на правом боку, лицом к стене. Очень удобно. Если поднести металлический стержень к отверстию ушной раковины и резко вогнать его туда, то Председатель даже не успеет проснуться. Достаточно будет как следует ударить по циркулю чем-нибудь тяжелым, например увесистым томом романа «Три царства», столь любимого Председателем.

Поворачиваясь вокруг своей оси под жиденькими струями душа, Пом хихикнула.

– В правом верхнем углу флага, – прощебетала она, – находится знак Кань, символизирующий погружение и проникновение. Я хорошо усвоила твои уроки, мой господин. Очень скоро ты убедишься в этом.

Прошел день, вечер, настала ночь. Под конец она сгустилась до почти непроглядного мрака, словно решила держаться до последнего в противостоянии неизбежному появлению утренней зари. Выведенные из подвала на свежий воздух, Бондарь и Лиззи дышали полной грудью, восполняя недостаток кислорода в крови. В окружающих домах почти не было светящихся окон – близился рассвет, и сон сморил даже самых заядлых полуночников. По пустынной улице не проносились машины, пешеходы словно вымерли. На столбе, под которым стояли Бондарь и американка, горела лампочка, но ее тусклый свет иссякал по пути до земли. Пахло далеким дождем. Корейцы, сопровождающие пленников, не произнесли ни слова. Когда подъехал обшарпанный «Ниссан-патруль», нахохлившийся за рулем Пьо тоже ограничился жестом: садитесь, мол. Все слова были сказаны, повторять их заново не имело смысла.

Один кореец устроился рядом с главарем, второй втиснулся на заднее сиденье рядом с Лиззи. Она как можно ближе пододвинулась к Бондарю, занявшему место у правой дверцы, и пожаловалась: