– Прекратить! – подошва впечаталась в ее ягодицу. – Встать!
Поколебавшись, Вера подчинилась, непроизвольно приняв позу, канонизированную Адольфом Гитлером и его соратниками по партии.
Ноздри плешивого раздулись до размеров двух черных норок жуков-навозников.
– Руки по швам! – гаркнул он.
И снова Вера не стала спорить. За последние дни ее внешность претерпела столь кардинальные изменения, что она почти перестала ощущать себя женщиной. Все силы уходили на то, чтобы оставаться просто человеком.
– У тебя нет ни чести, ни гордости, – взялся отчитывать ее плешивый. – Ты ведешь себя как последняя скотина.
Это говорил человек, который морил Веру голодом и жаждой! Человек, избивавший ее, пользуясь своей безнаказанностью! Измывавшийся над ней с видом хозяина жизни! «Впрочем, какой он человек», – подумала Вера.
– Ты садист? – устало спросила она.
Невероятно, но факт: ноздри плешивого снова увеличились в диаметре.
– Я просто учу тебя соблюдать порядок, – заявил он.
Вере было плевать на его высокопарные рассуждения.
– Если ты не садист, – сказала она, – то отведи меня в туалет.
– Ты не заслужила этого, – отрезал плешивый.
– Тогда я сделаю лужу прямо в камере.
– Если вздумаешь нагадить тут, будешь примерно наказана.
Дверь захлопнулась.
Недолго думая, Вера присела над мокрым пятном от пролитого кипятка, надеясь, что об этом никто не узнает. Она просчиталась. За ней следили в глазок. На середине процесса дверь распахнулась, впуская в камеру плешивого и еще одного лобастого стражника. Ожесточенные пинки опрокинули Веру на пол. Под конец экзекуции ее мочевой пузырь был опорожнен, но тело украсилось новыми кровоподтеками и ссадинами, счет которым Вера потеряла уже давно.
Вскоре перед ней поставили ведро воды и бросили к ее ногам тряпку.
– Убирай, – велел плешивый.
Когда Вера склонилась над ведром, они почему-то попятились, но Вера не стала задумываться над причиной столь странного поведения стражников. Вместо этого она окунула лицо в ведро, захлебываясь от нетерпения. Вода отвратительно воняла пылью и хлоркой, но Вера успела сделать не меньше пяти глотков, прежде чем ее оторвали от ведра и опрокинули на спину.
– Пить хочешь? Сейчас напьешься!
Плешивый приподнял ее за ноги, удерживая их под мышками. Колени лобастого прижали Верины руки, одновременно стискивая ее голову. Он лил воду долго и расчетливо, не давая жертве передышки. Сначала она глотала добровольно, чуть ли не радуясь такой возможности, но очень скоро начала задыхаться. Держать рот закрытым не получалось, потому что тогда вода затекала в ноздри.
Фыркая, кашляя и отплевываясь, Вера была вынуждена пить до тех пор, пока мучителям не надоела эта забава. Распластанная на полу, она чувствовала себя утопленницей. Фигуры стражников виделись искаженными и размытыми, словно Вера смотрела на них из-под воды. Их голоса были гулкими и неотчетливыми, однако она угадала, что от нее требуется. Нужно было поблагодарить стражников за то, что они дали ей вволю напиться. Сказать им спасибо.
– Айтах, – пролепетала Вера, припомнив наставления Кальмера. Она устала сопротивляться. Ей хотелось покоя. – Айтах, – зарыдала она, – айтах, сволочи, айтах, твари…
Слез было много. Ничего удивительного: внутри Веры все переливалось и булькало, как в наполненном водой резервуаре. Для гордости места там почти не осталось. Разве что на самом донышке.
* * *
Скрип дверных петель заставил Веру съежиться в ожидании очередной трепки. Последняя оставленная ею лужа еще не просохла, свидетельствуя о том, что порядок в камере был нарушен снова. Однако, против ожиданий, бить пленницу не стали. Швырнули ей ворох ношеной одежды, дали на сборы две минуты, вывели в длинный тюремный коридор, куда-то повели.
Просторные мужские штаны и клетчатая рубаха болтались на Вере, как на огородном пугале, растоптанные кроссовки соскакивали с ног, но ее это нисколько не смущало. Она привыкла быть пугалом. Она свыклась с ролью девочки для битья. Все попытки сохранить достоинство оказались тщетными. «Ну и пусть, – равнодушно подумала она. – Все равно некому оценить мои старания».
Комната, в которую завели Веру, была узкой и длинной. Потолок оказался столь непривычно высоким, что Вера не удержалась от опасливого взгляда вверх. Только потом она по-настоящему присмотрелась к мужчине, сидящему за скромным письменным столом, спиной к окну. Это был крепкий пятидесятилетний эстонец с красноватым лицом и жесткими светлыми волосами. Его мощный подбородок был отмечен чуть приметной ямочкой. Черный эсэсовский мундир, обтягивающий его широкие плечи, сверкал серебристой мишурой. Не предложив Вере сесть, он сухо представился:
– Штурмшарфюрер Рейн Вейдеманн. Будешь обращаться ко мне по званию. Господин штурмшарфюрер. Понятно?
– Понятно, – ответила Вера.
– Звучит неубедительно. Повтори как положено.
– Понятно, господин штурмшарфюрер.
– Уже лучше. Теперь назови свое имя.
– Вера Спицына.
– Глупо запираться, – нахмурился Вейдеманн. – Вынужден напомнить: ты и твой мнимый супруг обвиняетесь в смерти десяти эстонских граждан и в шпионаже. За это полагается смертная казнь.
– Неправда! – воскликнула Вера. – Никого я не убивала!
– Готов тебе поверить. Но только после чистосердечного признания. – Вейдеманн откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула. – Кем в действительности является человек, скрывающийся под именем Евгения Николаевича Спицына? Для чего вы прибыли в Пярну?
Не дослушав до конца заученные ответы пленницы, Вейдеманн пренебрежительно махнул рукой:
– Ложь. Продолжая в этом духе, ты лишь ухудшаешь свое положение.
– Хуже некуда, – буркнула Вера.
– Ошибаешься. Мы умеем быть очень жестокими по отношению к своим врагам. – Тонкие губы Вейдеманна растянулись в улыбке. – Но тех, кто раскаялся и перешел на нашу сторону, мы готовы поощрять. Ты, наверное, голодна? Хочешь кушать?
– Нет, – соврала Вера.
– Завидую тебе, – притворно вздохнул Вейдеманн. – А вот я, признаться, любитель вкусно поесть. Эстония – настоящий рай для гурманов. В 1501 году замок, в котором мы находимся, посетил достопочтенный епископ Николаус Роттендорп. Он и его свита в течение двух дней опустошили кладовые монахов. – Насмешливо наблюдая за подергивающимся кадыком пленницы, Вейдеманн причмокнул. – О, люди той эпохи знали толк в пище! Остались записи о рационе епископа. Вот меню только за один день. – Руки Вейдеманна переплелись на выпяченной груди, его глаза мечтательно вскинулись к потолку. – На завтрак ему подали курицу с шафраном в конопляном масле, стручки перца с медом и соленую лососину с уксусом и луком. На обед была треска в масле с изюмом и зеленью и салака, тушенная в подсоленной воде. За ужином епископ угощался жареной камбалой в масле, фаршированными яйцами, копченым угрем и рулетом из свинины… Ну как, разыгрался аппетит?