— Не дай бог, если моя площадка этой же ночью не будет свободна. Я тебя живьем закопаю. Ты видел, где.
Спор
То, как мгновенно поменялся в лице министр, едва Артем назвал адрес, не заметить было сложно. Да, это длилось доли секунды, но вкупе с этим затяжным перебиранием папок картина сложилась однозначная.
«Он знает!»
И когда на выходе из министерства Артем снова оказался в толпе митингующих дольщиков-пайщиков, он уже чувствовал себя одним из них — кинутым жуликами и обманутым родной властью. Впрочем, здесь, на улице, кое-что изменилось: неподалеку стояла машина знакомого ТВ-канала, а прямо перед ним журналистка брала интервью у кутающегося в шарф пикетчика.
— Господин Павлов? — изумилась журналистка и мгновенно переключилась на адвоката: — Один комментарий!
Только что переживший в кабинете Ковтуна глубочайшее потрясение, Павлов менее всего желал комментировать чужие проблемы, но, делать нечего, вздохнул и двинулся навстречу.
— Да, конечно.
— Вы не находите, что Министерство строительства поступает неэтично, игнорируя стольких обманутых инвесторов?
Адвокат печально улыбнулся. Журналистка ставила вопрос так, что ответить на него можно было одним-единственным образом — если не хочешь выглядеть черствым и бездушным. Но быть ведомым он не собирался.
— Я бы сказал иначе, — легко перехватил он инициативу, — проблемы инвесторов давно перешагнули уровень Министерства строительства и требуют юридического решения на самом высшем уровне власти.
«Заряженная» на конкретную задачу и не имеющая полномочий поминать всуе «высший уровень власти» журналистка покраснела, и было видно: разозлилась.
— Значит ли это, что сами вы, адвокат Павлов, расписались в беспомощности, — быстро перевела она интервью в другую плоскость, — и считаете обычную адвокатскую работу с этими несчастными неэффективной?
Артем тоже разозлился, а вокруг наступила такая глубокая тишина, словно судьба всех обманутых дольщиков страны зависела от его ответа.
— Работа адвоката была, есть и будет самым эффективным способом юридической защиты человека! — внятно произнес он.
— Так, может быть, вы и поможете этим людям?
Артем поморщился: его пытались сделать орудием, но вопрос был задан.
— По рукам, — кивнул он, — а вы осветите начало этой работы.
Журналистка растерянно хлопнула ресницами, а Павлов повернулся к толпе:
— А кто у вас тут старший?
Только что дававший интервью замотанный шарфом мужчина лет шестидесяти, в очках и шапке-пирожке, кашлянул и поднял руку:
— Так это… я. Меня, извините, выбрали.
— Давай, Кеша, выступай! — подтолкнул его вперед парень в дубленке. — Пока телевидение не уехало.
— Отлично! Иннокентий? — обратился к нему Павлов.
— Нет-нет, — с надеждой покосился на журналистку мужчина, — я уже тут говорил: меня зовут Станислав. А Кешей прозвали друзья по горю. Горе, оно у нас общее.
Он тяжко вздохнул, закашлялся, и старушка в облезлой шубке пододвинулась поближе и, сокрушенно качая головой, пояснила журналистке:
— Кешенька у нас чахоточный.
Журналистка подала знак оператору, и Артем понял, что интерес к теме пикета быстро падает, и целиком переключился на Иннокентия:
— А почему же вы не лечитесь?
Если честно, до сего момента он искренне полагал, что чахотка осталась в XIX веке — вместе с политкаторжанами и персонажами доктора Чехова. Оператор тем временем опустил камеру, журналистка — микрофон, и оба они бочком-бочком двинулись в сторону машины. Кеша проводил беглецов недоумевающим взглядом, вздохнул, вытер платком рот и натянул шарф повыше.
— Извините, товарищ Павлов, но у нас бомжей не принимают в больницу. У меня, простите, нет прописки.
Артем, знающий довольно многих людей, полез в портфель и быстро нашел нужную запись.
— Иннокентий, то есть Станислав, вот вам телефон врача. Зовут его Виктор Федорович Скляр. Позвоните от меня. Он очень хороший врач и прекрасный человек. Завотделением в городской больнице. Немедленно звоните и езжайте.
Он вытащил свою визитку, написал на обратной стороне координаты друга-врача, почти силком сунул визитку в руки Станислава и оглядел стихийно сложившийся вокруг него актив.
— А к депутатам своих округов кто-нибудь из вас обращался?
И сам же понял, что ляпнул глупость, поскольку если нет прописки, значит, нет и округа, а нет округа, нет и своего депутата. Власть, создающая законы, потворствующие мошенникам, от претензий наиболее пострадавших избирателей была надежно прикрыта.
— Да мы к кому только не ходили! — наперебой заголосили пикетчики.
— В Администрации, мэрии, у Белого дома, в Госдуме…
— Даже в Совете Федерации…
— И что… никто из сенаторов или депутатов с вами даже не поговорил? — удивился адвокат.
Голоса сами собой стихли, и Кеша-Станислав, прокашлявшись, взял разговор на себя:
— Говорили. У Жириковского говорили, у Милонова говорили… но, сами понимаете, они же популисты, им только лозунги нужны…
— Кеша, а как же Кныш? — напомнила старушка в облезлой шубке.
— Ну да, — согласился Кеша-Станислав, — Александр Кныш, сенатор от Поморья, помогал. Очень хороший человек.
«Сенатор?» — мгновенно отметил Артем; случись ему ввязаться в по-настоящему крупный конфликт с людьми уровня Ковтуна, а к тому шло, помощь сенатора была бы совсем не лишней.
— А кто он, этот Кныш? — поинтересовался он.
Станислав снова закашлялся, и в разговор встрял бородатый парень:
— Председатель комитета по капитальному строительству и жилью в Совете Федерации.
Услышав название знакомого комитета, обманутые дольщики наперебой заговорили. Они вполне владели оперативной информацией и функции всех «плохих» и «хороших» комитетов, поделенных по принципу «за дольщиков или против», знали наизусть.
— Они там и слушания проводили…
— И обсуждали на комитете…
— Обращение к министерству приняли. Предложение в комитет по законодательству внесли…
Артем слушал и понимал, что напрасно ограничивался в своей борьбе исключительно юридическими мерами. Иногда политические методы обещают намного больший эффект.
— Так вы с нами или как? — внезапно поставил правильный вопрос прокашлявшийся Станислав.
Артем кивнул:
— С вами. Но мне нужна связь с активом.
Он уже выстраивал новый план. Этих людей и впрямь словно послало само Провидение.
— У меня есть списки, — протянул сложенные вчетверо замусоленные листы Станислав, — возьмете? Только чтобы всерьез!