Шпион из Калькутты. Амалия и Белое видение - читать онлайн книгу. Автор: Мастер Чэнь cтр.№ 61

Я подумала, что скоро мне очень-очень захочется, чтобы дело касалось только далекой Индии, динамита и человека по имени Ганди. Потому что Ганди – это далеко, а опиум…

Старый и знаменитый доктор У Льен Те, которого назвал мне Леонг, на Чулиа-стрит меня не ждал, он вообще редко показывался там в последнее время, но было видно, что Пенангская антиопиумная ассоциация в людях, готовых к серьезному разговору, недостатка не испытывает. Нашелся другой доктор – по фамилии Ху, который мгновенно завел меня в свой офис. Он был относительно молод. А еще мне показалось, что он знал, кто я такая, и вообще был к этому визиту готов.

– Доктор Ху, – сказала я, – мы обсуждаем сейчас в «Стрейтс Эхо» возможность публикации длинного очерка об опиуме. Вы понимаете, что здесь будет много сложностей. Но каждый должен стараться делать, что может. А пока что хочу поделиться личной бедой. Мой друг, американец, нуждается в вашей помощи. И в качестве первого шага по избавлению его от пагубного опиумного пристрастия мы хотим помочь ему начать серьезный бизнес. Как вы считаете, это правильный путь?

– Сколько лет вашему другу? И давно ли он курит опиум? – холодно поинтересовался доктор.

– Пятьдесят с лишним, – сказала я. – Курит, видимо, давно, но всерьез – года два. Или три.

Доктор пошевелил губами, вздохнул:

– Не могу вас ничем порадовать. Несколько лет пристрастия, при ухудшении в последние два-три года… Опиум сначала помогает пищеварению. Но потом разрушает его, и вот этот момент очень важен – когда человек не понимает, что уже перешел черту. Симптомы такие: постепенная слабость, которую человек пытается преодолеть тем же опиумом. Развал пищеварительной системы, истощение – крайнее. Констипация. Половая импотенция. Исчезновение аппетита. И вот теперь ответ на ваш вопрос: летаргическое состояние ума, медленное мышление, потеря силы воли. Вы хотите, чтобы он начал свое дело. Вы – и он – потеряете деньги. Потому что опиумоманы не интересуются работой, они ненадежны, нечестны, теряют чувство того, что правильно, а что нет.

– Доктор, как это лечится?

Ху вздохнул и начал рассматривать потолок, крутя пальцами на животе.

– Многие мои коллеги скажут вам, что это не лечится вообще. Но первая клиника помощи жертвам опиума была здесь открыта еще в 1854 году. У нас хороший опыт. Мы можем не вернуть ему полностью здоровье. Но остановить процесс – да, это возможно. Это потребует денег, включая наем санитара… который не будет сводить с пациента глаз, не допуская его до опиума в первые несколько месяцев лечения. А далее надо смотреть, что получается.

Как бы мне ни было грустно выслушивать от Ху этот приговор, по крайней мере одна мысль приносила облегчение. Тони никак не годился на роль злодея, холодно и изобретательно планировавшего серию убийств. Он годился совсем на другую, куда более скромную и печальную роль.

А Ху, старательно делая вид, что верит в мою версию подготовки газетного очерка, начал попросту читать лекцию – похоже, это занятие для него было привычным. Он выдавал длинные потоки цифр и фактов, совал мне в руки брошюры, покрытые загадочными иероглифами: «отдайте друзьям». Рассказывал о том, что при правительственном контроле над импортом какая-то возможность работать у него и его ассоциации есть, потому что известны основные цифры продаж. Но все портит нелегальный, контрабандный опиум, которого в последнее время стало что-то уж очень много.

– Что значит – контрабандный опиум? – насторожилась я.

И доктор Ху мгновенно стал еще большим китайцем, чем был: лицо его вытянулось и оказалось полностью непроницаемым.

– Это – дело полиции, – сказал он. И на этом распрощался.

Картина становилась все более ясной. Хотя требовала серьезного уточнения. Например, а что за проблема такая – сказать пару слов про опиум контрабандный? Почему поток слов вдруг иссяк?

На улице я бросила мрачный взгляд на здание, напротив которого здешние китайцы дерзко повесили свою антиопиумную вывеску. На углу Чулии и Квин-стрит высится громадное – трехэтажное – сооружение, без затей, мрачное, похожее на тюрьму. Последнее понятно, строили это чудище каторжники из Индии, давно, в прошлом веке – впрочем, их темными руками вообще возведена немалая часть старого Джорджтауна.

Ряд одинаковых открытых ставней наверху, из них иногда доносится винный дух. Называется это место попросту «Ферма». Или «Опиум энд Спирит фарм». 220 рабочих, которые превращают опиумное сырье из Калькутты в готовый чанду, другие дистиллируют рис и сахар. Ряд офисов, склад для чанду, склад для чистого алкоголя. Алкоголь – для индийцев, опиум – для китайцев.

Господин Биланкин, мне очень интересно, осмелитесь ли вы заказать мне очерк про опиум. Если нет, я ведь точно куплю вашу газету, а вас уволю.

Но эти шуточки еще впереди. А пока что – боже ты мой, как удобно быть газетчиком: можно ходить где угодно и задавать любые вопросы, никто не удивляется. А статья потом может и не получиться, и опять никто не выразит по этому поводу недоумения.

Господин Биланкин, давайте подумаем, как бы вы, в своем характерном стиле, начали писать такую статью – и на каком этапе бросили бы ее в ужасе. Для этого требуется всего лишь слегка перефразировать данные, любезно предоставленные доктором Ху. Итак:

«Несомненный прогресс наблюдается в наш просвещенный век в такой сомнительной и вызывающей критику сфере, как опиумная монополия, твердо остающаяся в руках британской администрации. Можно представить себе, каким проявлением безответственности было бы выпускание из рук этой монополии…»

«Выпускание»? Мне еще многому предстоит научиться в деле газетной публицистики. Хотя в целом хорошо и очень похоже на ваш, господин Биланкин, стиль.

«Если в 1908 году эта монополия давала бюджету колонии до 6 миллионов проливных долларов в год, то есть половину бюджета; если в 1913 году доля эта выросла до 53,3 % всех доходов бюджета, то в наши дни благотворные перемены налицо.

Как же они были достигнуты? Указ 1910 года сохранил монополию в руках британской администрации, но повысил цены на продукт. В результате в 1920 доход от опиума в год составил минимум 20 миллионов и рос все нынешнее десятилетие, несмотря на строгие ограничения, но само потребление продукта уверенно снижалось. И вот вам итог: за 1928 год доходы бюджета Стрейтс-Сеттльментс от опиума составили полтора миллиона фунтов стерлинга, и это уже не половина, а всего лишь треть всех доходов колонии.»

Тут я потрясла головой: 500 проливных долларов – это 57 британских фунтов. Я произвела в уме подсчеты и мысленно послала господину Биланкину привет: британская администрация не так уж много потеряла от сокращения доли опиумных доходов – если брать абсолютные цифры.

«Ограничения в продаже опиума казались необходимыми давно. Уже закончился век, когда британские боевые корабли насильно взламывали южные порты Китая, чтобы открыть в них доступ ввозимому британцами опиуму из Индии. В наших краях в начале века подданные британской короны, проливные китайцы, показали свою антипатию к опиуму с очевидной силой. Ведь опиум воздействует на китайца в точности как на белого – этот седатив дает 3–4 часа счастливого сна со сновидениями, а потом отнимает у человека душу».