Любимый ястреб дома Аббаса - читать онлайн книгу. Автор: Мастер Чэнь cтр.№ 53

Эту ткань хочется сорвать с женского лица — или, наоборот, ткань оставить, а сорвать все остальное. А теперь мне еще кажется, что у этих женщин, как на подбор, гибкие талии, сильные и мягкие движения ног и плеч, на них хочется смотреть еще и еще… Так здоров я или безумен? Потребую ли я когда-нибудь привести мне одну из них силой — чего бы это ни стоило? Послушаются ли мои чакиры безумного приказа?

Топот ног нарастал сзади. Рука моя сама дернулась к кинжалу, которого не было.

Но догонял меня всего лишь Юкук.

— Вы ведь сейчас были в больнице? — задыхаясь, прохрипел он.

Я лишь кивнул.

— И, похоже, ничего не знаете. Она ведь большая… Двумя покойниками больше — не событие, так?

— Какими покойниками? — выговорил я.

— Да теми самыми, — еле слышно сказал Юкук, подходя ближе. — Омар и Михраман. Вы просили у этого проповедника их отдать — но как-то получилось, что их обоих только что нашли в глубине двора мертвыми.

— Кинжалы? — быстро спросил я.

— А вот в том-то и дело, что нет. Стрелы. Точно в голову. — Юкук покрутил седеющей головой, и видно было, что ему не по себе. — Мне дали посмотреть на все это. Две одинаковые стрелы. С железным наконечником и перьями, как у народа арабийя. Два покойника лежат почти рядом. Допустим, в одного человека попадает стрела, — но второй же тогда не стоит на месте, а пытается убежать. Значит, должен лежать в отдалении от первого. А тут получается, что кто-то с дикой скоростью натянул лук два раза и оба раза выстрелил без промаха. И это происходило только что, пока… пока вы говорили там с целителем, кого-то лечили… Да, а вербовщик исчез, уже два дня как его не видели. Вот так.

Мы помолчали.

— Вот что, господин, — наконец сказал Юкук еще более озабоченно. — Дело дрянь. То были кинжалы, теперь уже луки. Может, это проповедник дал вам свой ответ. А может, кто-то еще знает, что вы идете по следу. И след этот обрезает. А вы — открыты. Не скрываясь, пошли к проповеднику… Возьмите, прошу вас, поскорее двух оставшихся чакиров из любых ваших больных, раз уж этим, как оказалось, не судьба. Потому что, как сказал тот самый проповедник, наступают решающие дни. А мы с вами к ним не очень-то готовы.

Я ехал, как на собственную казнь. Даже Шабдиз ступал по горячей земле несколько застенчиво и раза два оглянулся на уменьшающуюся громаду мервской крепости за рекой. Вообще, мне повезло с конем — он оказался какой-то… молчаливый, если можно так сказать. Но надежный. Что-то вроде Юкука с четырьмя копытами.

Два чакира, Евман и Мухаммед, ехали за мной на небольшом отдалении, закутав лица от бившего прямо в глаза солнца.

Хорошо знакомый холм был уже перед глазами, слева, а прямо передо мной уходила в расплавленное золото дорога на Бухару.

Я ехал и мысленно подбирал умные слова, если вообще слова годились для девушки, которую — или с которой… — и тут у меня немели даже мысли.

Но не ехать к ней я уже не мог, и тому были минимум две причины. А именно: человек по имени Хашим и еще некий сад.

Я с радостью обнаружил, что стена, ворота и крыши за ними были на месте.

Потрясающий винный запах, ощущавшийся даже во дворе, сказал мне, что хозяйство за прошедшие месяцы не исчезло с лица земли. А бегающие туда-сюда люди лишь подтвердили этот вывод.

— О, о, о, вы приехали за осликом? — раздался голос у моего стремени. — Он заждался вас. Вы здоровы? У вас отличный конь? И даже охрана? Как же это хорошо…

И все стало как-то проще, яснее, легче. Меня вели в тень, я старался сдержать идиотскую улыбку, служанки несли (конечно же!) кувшин с вином: «летнее, легкое-легкое, бедный отец боролся за эту освежающую и еле заметную кислоту целых шесть урожаев».

Я попытался вежливо отказаться, но услышал в ответ:

— Да как можно — вы ведь, все-таки, мой спаситель.

Я попросту замер. А Анахита, чуть печально усмехнувшись, скромно перевела взгляд на носки своих вполне мужских, испачканных землей сапог.

— Да ведь вы — самаркандец… Вы же наверняка ничего не поняли… Представляю, что вы тогда про меня подумали. Понимаете, когда с девушкой происходит такое… — Она сделала деликатную паузу. — …то у нас, в Хорасане, еще ничего, а вот на западе Ирана, в Ираке, там в некоторых деревнях родные могут ее и убить, потому что семья опозорена. А здесь вместо этого был такой старый обычай — надо смыть… сами знаете что… другой, чистой жидкостью, которая… оказалась там… — Она окончательно засмущалась и завершила: — Добровольно. Хорошо, что вы сидели в этой бочке, а то пришлось бы звать кого-то из работников, а это все-таки… Есть здесь такие обычаи, есть, хотя раньше, при царе царей, войн не было столетиями — а вот тут все вспомнилось и пригодилось. У вас же в Согде есть обычай темной комнаты, раз в год, куда заходят несколько мужчин и женшин, и тогда им в темноте все можно?

Да, такой обычай у нас кое-где до сих пор был. Я вздохнул полной грудью. Самые дикие сцены — и образы, заставлявшие меня краснеть день за днем, улетучились из головы, и можно было наконец-то спокойно посмотреть на нее. Увидеть, что передо мной обыкновенная, не очень красивая молодая женщина с умными темными глазами и с очевидно хорошей деловой хваткой, если уж она не развалила отцовское хозяйство за эти месяцы.

И еще можно было теперь приступить к тому делу, ради которого я сюда приехал.

Но сначала я восхитился действительно легким и как бы летящим по рту вином. Потом меня представили ослику («он тут не ленился, сначала возил срезанную лозу, потом воду, а скоро урожай — вот тут он бы понял, что такое работа, но вы же его заберете?»).

Ослик посмотрел на меня снисходительно и показал крепкие желтые зубы в знак того, что узнал, хотя знакомство наше было в сущности недолгим. После чего уже полностью перешел в собственность Анахиты — мне еще только осликов не хватало у себя там, под боком мервской крепости.

И еще я выслушал ее доклад о том, что дела до сих пор идут тяжело, — все, что без труда делалось при отце, сейчас проходит через неимоверные усилия. И стервятники налетают: предложений продать хозяйство поступило уже пять.

Что ж, именно к этому разговору я и был готов.

Я вытащил из тяжелого пояса пять золотых динаров и медленно выложил один за другим на низкий столик.

— За то, чтобы вы не продавали хозяйство никому, — сказал я. — Это — задаток, который вы можете тратить как угодно, задаток в счет нашей будущей сделки. О цене ее будем говорить отдельно. По ней наш дом будет здесь совладельцем, но обязательно младшим. Старшим будете вы, Анахита, или ваш муж, если он появится. И вино делать будете вы. А наша семья будет его покупать — не все, конечно, а сколько и раньше, — по цене расходов плюс еще чуть-чуть.

Кажется, я устроил девушке праздник. Она засуетилась, пригласила свидетелей, торжественно опустила один из динаров в чашу с вином и на их глазах выпила вино до дна. И глаза ее сразу же заблестели.