Любимая мартышка дома Тан - читать онлайн книгу. Автор: Мастер Чэнь cтр.№ 35

Я потряс нетрезвой головой и почти пришел в себя. Пограничник слева хлопал меня тяжелой ладонью по колену в знак одобрения и утешения. Я подумал, что если его заскорузлой рукой провести по действительно тонкому шелку — шаньдунскому или тем более лоянскому, — то за заусеницами потянутся нитки.

И попробуйте объяснить этим ветеранам, что их рубят мечами и протыкают стрелами на границе для того, чтобы коллекционер Ни Жошуй продолжал собирать редкие свитки, служанка или дочь господина Чжоу покупала на дешевом Западном рынке бледно-лазоревый с белой каймой шелк (мода этого лета), а Чжоу-гун обнимал очередного любовника. Для пограничников империя — это закованные в броню ряды гвардии, которые — если повезет, — понесутся сюда так, что степь закачается под копытами, и обратят врагов в безумие и ужас, а своих спасут или похоронят с почестями. Империя великих поэтов и музыкантов тут никому не нужна.

Я поймал себя на мысли, что рисовое вино на самом деле не так уж плохо — чуть смолистое, с приятнейшей кислинкой. Ночь была прохладной, чадящий дым масляных плошек — почти сладким. В дальнем конце двора раздавались ритмичные хлопки и вопли: это нетрезвый господин Ду танцевал тюркский танец с мечом, бешено кружась на месте.

И вдруг произошло что-то непонятное. Тех, кто помоложе, начало как будто сдувать ветром с ковров и подстилок. Мое поле зрения начали заслонять фигуры поднимающихся с мест людей; нервно закачались огни светильников. Плоские пьяные лица на глазах менялись, становясь жесткими. Обмениваясь короткими спокойными репликами, солдаты и офицеры быстрым и уверенным шагом двигались с гостиничного двора к слабо освещенным коновязям.

Я бросил на ковер несколько монет и тоже вскочил на ноги. Я прошел достаточно войн, чтобы усвоить: если в действующей армии — или пограничном округе, что почти одно и то же, — происходит что-то непонятное, если так много вооруженных людей разом идут к коням, то безопаснее оказаться среди них, чем сидеть и ждать неизвестно чего. Особенно если на тебе нет брони и ты чувствуешь себя голым, как червяк шелкопряда перед заколкой для волос. В такой ситуации твоя броня — это стена солдатских тел вокруг.

У коновязи я столкнулся с господином Ду, который, к моему уважительному удивлению, явно руководствовался той же логикой. Он неприязненно посмотрел на меня, кивнул и исчез в темноте вместе со своим посредственным конем. Мышка с тоской протянула к своему уносящемуся четвероногому другу нос.

Глухой грохот копыт постепенно наполнял улицы. Темные конные толпы на глазах оживали металлическими проблесками — из седельных сумок на скаку с лязгом извлекались броня и вооружение.

Вокруг меня была высококлассная армия. Никто не кричал и не вопил. Никто не загораживал улицу. В темноте звучали спокойные краткие команды, ровные цепочки всадников уверенно текли в сторону южных ворот города, а потом вон из них — и я за ними.

«Но ведь юг — это в сторону сердца империи, а вовсе не в степь, — подумал я, переходя вслед за всеми на рысь. — Что это — большая война? Фэньян обошли?»

По дороге неслись уже хорошо организованные конные отряды. Люди, успевшие нацепить броню, каким-то образом оказывались впереди. По бокам мелькали темные фигуры охранения.

— Й-я-я-я! — раздался крик откуда-то из черноты. И потом, оттуда же, — ржание далеких лошадей.

Повинуясь негромкой команде, мой отряд двинулся в голую степь, туда, где мигали редкие огоньки; никто не отстал. Большие тюркские луки один за другим появлялись в левой руке то одного всадника, то другого.

Из тьмы донеслись тоскливые звуки, похожие на голос флейты, тянущей печальную ноту. Один голос, другой, третий.

— Ветер и флейты… ветер рыдает над степью голосами варварских флейт… — услышал я знакомый голос над ухом.

— Это не флейты, господин Ду, — не без удовольствия сообщил я невесть откуда взявшемуся моему тюремщику (он, похоже, всерьез старался меня охранять). — Это такие свистки, которыми тюрки степей подзывают лошадей. У каждой дудочки — свой голос. Лошадь узнаёт его среди всех других.

Басом загудели тетивы вокруг меня. И отряд еще быстрее устремился к приблизившимся огням, затем разом перешел на галоп.

Столь блестяще выученного войска я не видел никогда.

А потом нас обогнали справа и слева невидимые во тьме другие отряды, наши же люди перешли на шаг, и напряжение исчезло. Мы были у каких-то длинных высоких стен, освещенных редкими масляными плошками. Под стенами дергала ногой умирающая лошадь и лежало несколько тел в черных лужах.

— Они напали на склад, — раздались голоса. — Растащили бы — глазом не моргнешь. Кажется, мы успели. Склад цел.

— Я думал, что с киданями мир, — сказал я соседнему пограничнику.

— Ну, вообще-то мир, — кивнул он, без особого интереса осматривая мой гражданский наряд. — А вот эти грабили и будут грабить. Это, наверное, опять Лоуланьский князь. Ему каган не указ. А может быть, и указ — кто же их там знает.

— Кто такой Лоуланьский князь? — спросил я, переводя дыхание.

— Да один владыка ада знает, — равнодушно ответил воин и зачехлил ненужный уже лук. — Кто угодно в степи назовется этим самым князем и рванет через границу грабить. А что зимой будет, когда с кормом для лошадей начнутся проблемы, — не передать… Вот это у нас и называется миром, согдиец.

И тут по рядам как будто прошел вздох. Всадники начали вытягиваться в струнку, становиться теснее. Впереди начало образовываться пустое пространство вокруг группы конных, остановившейся у стены с качавшимися по ней конусами света. Предводитель этого отряда, напоминавший водруженную в седло бочку для купания с торчащей из нее большой головой, недвижно застыл над телами погибших. Потом втянул голову в плечи и нахохлился, как большая хищная птица.

Рядом со мной я опять увидел господина Ду — он неподвижно смотрел на этого человека широко раскрытыми глазами.

— Ты зачем приехал, отец, мы все уже сами сделали, — прозвучал веселый крик. И смех на несколько голосов.

Я прикоснулся носком к серому боку Мышки, попросил соседей посторониться и медленным шагом начал приближаться к светловолосому великану. Тот попытался сфокусировать на мне водянистые глаза. Он, очевидно, был так же пьян, как многие из собравшихся в боевые отряды.

— Господин цзедуши трех округов, славный полководец дома Тан, — поприветствовал я его на ханьском. И продолжил, переходя на согдийский: — Давно не виделись, братец.

«Отец, что я сделал не так?»

Смешно: вот уже сколько лет мне некому сказать такие слова, а я все не могу к этому привыкнуть. Как и к тому, что я давно уже должен сам принимать решения, от которых зависят жизни очень, очень многих людей.

Вот и сейчас сведения, которые я увозил от великого полководца, были такими, что я начал размышлять на странную тему: а если на обратном пути в столицу я внезапно умру от простуды? Что тогда случится с моей страной и всем миром?