Севильский слепец - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Уилсон cтр.№ 87

Когда он подошел к проходной, двигательные рефлексы пришли в норму. По другую сторону турникета он увидел Инес, которая клала на ленту металлоискателя свою сумочку и портфель. Вот ее-то Фалькон хотел видеть меньше всего, и не успел он об этом подумать, как на него снова лавиной обрушилось прошлое — ее красота, секс, его страсть, их разрыв. Она стояла, ожидая, когда ей отдадут ее вещи, и глядя прямо на него чуть ли не с издевкой.

— Привет, Инес, — сказал он.

— Привет, Хавьер.

Ее отвращение было явным. Он приговорен к вечному непрощению. Ему было невдомек почему, так как в себе он не находил и намека на неприязнь. Они совершили ошибку. Это стало очевидно. Они разошлись. Но она не могла его выносить. Охранник передал ей вещи, и Инес одарила его ослепительной улыбкой. Но для Фалькона ее губы снова затвердели в жесткой красной линии. Вот когда ему не помешала бы чуточка вдохновения. Чтобы в мгновение ока разрядить обстановку, как умеют герои в кино. Но вдохновение не снизошло. Сказать было нечего. Их отношения настолько разладились, что исключалась даже возможность дружбы. Инес слишком сильно его презирала.

Она направилась в глубь здания. Узкие плечи, тонкая талия, покачивающиеся бедра, уверенная походка и отсчитывающие метры каблучки.

Охранник закусил губу, глядя на нее, и тут Фалькон понял, почему он так ей противен. Он разрушил совершенную картину ее жизни. Волнующе прекрасная и талантливая студентка юридического факультета, ставшая блестящим молодым прокурором, неизменно вызывавшая восхищение мужчин и женщин, влюбилась в него — Хавьера Фалькона. А он ее отверг. Он не ответил на ее любовь. Он бросил тень на ее совершенство. Именно поэтому ей казалось, что у него нет сердца. Чем же еще можно было объяснить его неподатлиивость?

Выйдя на улицу, он спрятался за одной из подпиравших Правосудие колонн соседнего здания. Оттуда ему хорошо был виден главный вход в здание суда. Через несколько минут из двери выпорхнула Инес, а следом за ней появился Эстебан Кальдерон. Повернувшись, она чмокнула его в губы, взяла под руку, и они не спеша пошли вдоль колоннады в направлении улицы Менендеса Пелайо.

Неужели они поцеловались? Или это только игра света?

Но на сей раз ему не удалось себя разубедить. Все было слишком очевидно. Среди косо лежавших теней неоклассических колонн Фалькон осознал, что такое перекос логики. И до чего несовершенна «электрическая схема» человека, если даже самое ясное мышление может «коротнуть». Он не любил Инес. И не ненавидел. Их воссоединение было невозможно. Так почему же он физически ощущал, как его сосуды, органы, мышцы и сухожилия пожирает чудовищная ревность?

Фалькон бегом бросился к своей машине и погнал обратно в полицейское управление, с такой силой сжимая руль, что потом с трудом смог разогнуть пальцы, чтобы написать отчет. Он попытался прочесть другие отчеты. Ничего не вышло. Его то одолевали думы о крахе расследования, то терзала необъяснимая уверенность в неистощимой сексуальной мощи Кальдерона.

Произошел провал во времени. В этом провале исчезла и поездка. Только что он потел над отчетами, а уже через секунду сидел перед Алисией Агуадо, чьи легкие пальцы лежали на его запястье.

— Вы расстроены, — сказала она.

— Я закрутился.

— На работе?

Смех вырвался из него, как мощная струя рвоты. Истерический смех. Он хохотал так сильно, что, казалось, сам обратился в хохот. Алисия отпустила его руку, и он, корчась, повалился на диван. Наконец приступ прошел. Фалькон вытер слезы, извинился и сел обратно в кресло.

— Закрутился… сказать так о моем сегодняшнем дне — значит, ничего не сказать, — объяснил он. — Я и понятия не имел, что жизнь сумасшедшего так перенасыщена событиями. В самую крохотную паузу я умудряюсь впихнуть целое существование. Любое замечание собеседника извлекает из глубин моего сознания огромный мир. Пока судебный следователь сидит в своем кабинете и делится со мной впечатлениями об одном из эпизодов фильма, я шлепаю по волнам и визжу от восторга, когда меня подбрасывают к небу.

— Ваша мать?

Фалькон помедлил и задумчиво произнес:

— Странно.

Он снова помолчал.

— Там, в кабинете, мне привиделось это ясно, будто в прозрачном сне, — сказал он. — Только теперь я сообразил, что там отсутствовала одна деталь. Но сейчас я вспомнил. Вверх меня подбрасывал мужчина.

— Ваш отец?

— Нет-нет, кто-то чужой.

— Вы никогда его прежде не видели?

— Он марокканец. Наверно, приятель моей матери.

— А это не странно?

— Нет, марокканцы очень дружелюбны и разговорчивы. Они всем интересуются. У них есть поразительное свойство…

— Я имею в виду, не странно ли, что ваша мать, замужняя женщина, встречалась на пляже с чужим мужчиной, да еще позволяла ему подбрасывать своего малыша…

— Не думаю, что он был совсем уж чужим. Нет, я видел его и раньше. У него, по-моему, был свой магазин, где мама обычно делала покупки. Да, что-то в этом роде.

— А что произошло в кабинете судебного следователя?

Фалькон рассказал ей о попытке вступить в диалог с Серхио, о фильме Альмодовара, об ужасном ответе Серхио и его собственной реакции на этот ответ.

— Больше всего меня потрясло, что не успели мы поговорить о посторонних, как убийца прислал нам эту цитату. Я уверен, что она взята из «L'Etranger» — «Постороннего». У меня такое чувство, будто я и вправду схожу с ума.

— Бросьте, — сказала она. — Синхронизм. Это случается сплошь и рядом. Сосредоточьтесь на главном.

— На чем именно?

Алисия Агуадо не ответила.

— Да, моя мать, — продолжил он, — это главное.

— Так почему же строка из Камю произвела на вас столь жуткое впечатление?

— Не знаю.

— От чего умерла ваша мать? Она болела?

— Нет-нет, она ничем не болела. У нее сделался сердечный приступ, но…

Последовало долгое молчание. Фалькон застыл, устремив в пустоту немигающий взгляд.

— Тогда что-то произошло… какая-то суматоха на улице. Мы были дома, Пако, Мануэла и я. Прямо под нашими окнами поднялся невообразимый шум. Не могу вспомнить из-за чего. А потом отец пришел, чтобы сообщить нам, что наша мама умерла. Но я не помню… что случилось.

— А что было после ее смерти?

— Были похороны. От того дня у меня в памяти остался лес людских ног и общее уныние. Был февраль, и шел дождь. Отец почти все время проводил с нами. Можно сказать, что он пронес нас через этот ад на руках.

— Вы когда-нибудь еще видели того незнакомца с пляжа?

— Никогда.

— Как быстро ваш отец женился снова?

— Мерседес была давним другом нашей семьи, — сказал Фалькон. — Она много потрудилась, представляя работы отца в Америке. У них завязался роман… еще до маминой смерти… я вам об этом не рассказывал? Мне только недавно стало об этом известно.